© журнал "Русский инок", Джорданвилль, США РУССКИЙ ИНОК №24 ДЕКАБРЬ 1915 г. ОГЛАВЛЕНИЕ ИЗ ТВОРЕНИЙ СВЯТЫХ ОТЦОВ Наставление св. Василия Великого юным братиям Признаки истинной любви к ближним ИЗ ЖИЗНИ СОВРЕМЕННЫХ ИНОКОВ Троицко-Павло-Обнорский патерик Отец Иона Киевский (в схиме Петр) и основанный им Свято-Троицкий общежительный монастырь УЧИЛИЩЕ БЛАГОЧЕСТИЯ Подвиги должно хранить втайне ИНОЧЕСКОЕ ПОУЧЕНИЕ Памяти Митрополита-Инока МОНАСТЫРИ И ВОЙНА Подвиг, смертью запечатленный Высочайшая благодарность На позициях Нечто о монастырских суммах МОНАШЕСКАЯ ЛИРА Иеромонах-герой На новый год ИЗВЕСТИЯ И ЗАМЕТКИ Пчелиный мед, как средство от сахарной болезни ПИСЬМА В РЕДАКЦИЮ ИЗ ТВОРЕНИЙ СВЯТЫХ ОТЦОВ Наставление св. Василия Великого юным братиям Если ты юн по плоти, или по разуму, удаляйся короткого обращения с сверстными (т.е. тоже юными) и бегай от них, как от пламени. Ибо враг, воспалив страсть чрез них, многих предал вечному огню (даже и не юных). Когда садишься, — садись гораздо дальше от сверстного с тобою. Когда ложишься спать, — одеяние твое да не сближается с его одеянием. Когда юный говорит с тобою, или поет, стоя против тебя, отвечай ему с взором, поникшим вниз, чтобы, останавливая взор свой на лицах, не принять семени похотения, ввергаемого врагом, и не пожать растления и погибели. На всяком месте, где никто не видит дел ваших, не оставайся с юным под предлогом рассуждения о Божием слове или другой какой-нибудь, даже самой необходимой потребности. Ибо всего нужнее душа, за которую умер Христос. Не верь обманчивому помыслу, который подсказывает тебе, что это нимало не соблазнительно, не сомневайся, зная, что в этом есть соблазн, потому что это ясно доказано многократным опытом падших. Поверь словам моим, происходящим от братолюбного сердца. Прибегай к старцам, не для всякого доступным, (таким), которые приточными словами поощряют молодых людей к делам похвальным, но никогда не делают вреда наружностью. "Всяцем хранением блюди твое сердце» (Прит.4:23). (Этого же правила должны держаться все, кои еще не пришли в меру безстрастия). (Древние иноческие уставы, стр. 395-396). Признаки истинной любви к ближним Не всякая любовь есть истинная. И надобно всякому исследовать свою любовь, чтобы увериться: настоящая ли она? Так пишет в "Древних иноческих уставах" Вышенский затворник, епископ Феофан, и приводит из 175 краткого правила св. Василия Великого признак, по которому легко определить: по заповеди ли (Господней) кто любит брата или нет? У любви два примечательные свойства; скорбеть и мучиться о том, что любимый терпит вред (для своей души), а также радоваться и трудиться о пользе душевной) любимого. Поэтому блажен, кто плачет о согрешающем, который чрез сие согрешение подвергается страшной опасности, и радуется о поступающем хорошо, который, как написано, приобретает сим (хорошим, спасительным делом) несравненную выгоду. Да и апостол Павел свидетельствует, говоря: «аще страждет един уд, с ним страждут вси уди» (1Кор.12:26), без сомнения, по закону любви о Христе (а не в плотском отношении); и «аще славится един уд», очевидно, в делах Богоугождения «с ним радуются вси уди». А кто не так расположен, тот явным образом не любит брата (о Господе). Если же любит, как ему кажется, — то не по духовному, а по плотскому. и. М. (Его же и добавления в скобках) ("Из Древних иноческих уставов" стр. 396) ИЗ ЖИЗНИ СОВРЕМЕННЫХ ИНОКОВ Троицко-Павло-Обнорский патерик Прибавление (Окончание. См. выпуск 135) III. Павло-Обнорский иеромонах Нафанаил Тихим и необыкновенно симпатичным светом сияет память кроткого, смиренного, полного любви и милосердия ко всем, нестяжательного иеромонаха Павло-Обнорского монастыря Нафанаила, представляющего собою отрадное и прекрасное явление в среде современного нашего русского православного иночества. Уроженец Вологодской губернии, Яренского уезда, крестьянин с. Серегова, воспитанный в благочестивой семье и в началах строгого благочестия, он, от ранней юности любя Бога всем сердцем, всею душою, всем помышлением своим, стремился в какую-либо иноческую обитель. Но обстоятельства жизни складывались для него так, что он не мог осуществить своего пламенного и заветного желания ранее 33-летнего возраста. Оставаясь в мире в безбрачном состоянии, раб Божий в глубине своего сердца был твердо уверен, что Господь в свое время приведет его в ограду обители и Сам укажет ему место будущего иноческого подвига. И действительно, когда до отдаленной веси его дошли восторженные рассказы некоторых о Павло-Обнорском игумене о. Иоасафе, его трудолюбии и духовных его дарованиях, в молодом поселянине возгорелось непреодолимое желание идти под кров преподобного Павла и вручить себя духовному руководству известного игумена. Приходит он сюда, молится усердно у гроба преподобного Павла и смиренно просит о. Иоасафа о принятии своем в число его братства. Желание его исполняется и пришелец поселяется в полюбившейся ему обители, с ревностью и усердием трудясь и неся возлагаемые на него послушания. Но к его глубокому и искреннему огорчению вступил он сюда уже пред самым концом настоятельствования здесь игумена Иоасафа, вскоре уволившегося от настоятельства, а затем и совершенно оставившего Обнорскую обитель. Как ни прискорбна была для новоначального послушника разлука с опытным в духовной жизни старцем, но, раз переступив порог ворот монастырских, он решил жить и умереть здесь, помня слова Христа Спасителя: «никтоже возложь руку на рало и зря вспять, управлен есть в царствии Божии (Лк.9:62). Так же усердно, как и прежде, он трудился в монастырских послушаниях, так же благонравно вел себя, отличаясь любвеобильным и доброжелательным отношением ко всем без исключения. Прекрасные духовные качества его, обратили на него внимание настоятеля монастыря, игумена Гавриила, который, по исходотайствовании ему увольнения от общества, вошел к епархиальному начальству с представлением о зачислении его в число штатных послушников Павло-Обнорского монастыря, что и совершилось 19 марта 1880 года. Недолго оставался он штатным послушником: 21 ноября 1880 года постриженный в монашество, он назван был Нафанаилом. Вместе с ревностью и усердием к храму Божию новый инок отличался и безпрекословным послушанием. Начальство монастырское возложило на него далеко нелегкую обязанность — отправиться для сбора доброхотных даяний в пользу обители в отдаленные уезды Вологодской и сопредельные им Вятской губернии. И как ни тяжело было вообще для внимающего своему спасению инока разлучение с уединением келлии и странствование по миру, но он с глубоким смирением покорился ему. Во время этих путешествий, по рассказам сопутствовавшего Нафанаилу инока Корнилия, сказалась доброта сердца первого: он старался останавливаться на ночлег у беднейших жителей известного селения, которым как бы в благодарность за приют, уезжая, всегда оказывал посильную вещественную помощь. 6 мая 1882 г. монах Нафанаил был рукоположен во иеродиакона, а 18 октября 1883 года — во иеромонаха. Благоговейная настроенность его невольно сообщалась и молившимся за совершаемыми им богослужениями; самый внешний благолепный вид его, напоминавший собою отчасти иконное изображение св. Иоанна Богослова, невольно располагал и влек к нему сердца людей, видевших его даже в первый раз в жизни. Когда же они сходились с ним ближе, узнавали его прекрасные душевные качества, то становились невольно горячими его почитателями. Смиренный и смиренномудрый, иеромонах Нафанаил, храня глубокий мир со всеми, никогда не позволял себе не только осуждать других в чем-либо, но даже сделать кому-либо какое замечание. Когда почитатели его приносили о. Нафанаилу что-либо от щедрот своих, он, не отказываясь, брал приносимое, но тотчас же отдавал это первому просящему, так что нестяжательность его была поистине изумительна: у него не только никогда не бывало чего-либо лишнего, но даже и в самых необходимых вещах сам он ощущал нужду. Высоко было духовное преуспеяние доброго инока. В одном месте сказаний о подвижничестве древних отцов мы читаем рассказ, как один бесноватый ударил богоугодного инока в ланиту, а тот, по заповеди Христовой, смиренно обратил ему и другую для удара, и, опаленный его смирением, бес оставил человека. Нечто подобное было и с о. Нафанаилом, Однажды, когда он направлялся в церковь, некая бесноватая и буйствовавшая женщина, внезапно бросившись на него сзади, оседлала его. Ничего не сказал смиренный инок, даже не сделал никакой попытки к освобождению от нечаянной наездницы, а, остановившись, втайне молился о страдающем Божием создании. И что же? Смирение его святое и глубокое, незлобие удивительное совершило великое чудо: в течение нескольких лет мучимая бесом, несчастная женщина пришла в себя и, как было слышно, потом совершенно исцелилась, благодатию Божиею... Как железо ковачу, так достойный инок предал себя в волю Божию: он ничего не искал, ни к чему не стремился, ничего ни у кого не просил себе и ни от чего не отказывался. Давали ему послушание — он принимал его и нес до тех пор, пока его не освобождали от него. Так с 14 июня 1884 года по февраль 1886 г. он заведовал монастырскою ризницей; с 2 мая 1890 г. по распоряжению епархиального начальства ему поручено было исправление казначейской должности и только 20 февраля 1891 г. по представлению настоятеля монастыря, игумена Агафангела, он освобожден был от этой должности, как для него непосильной. Ближайшее духовное, начальство знало в совершенстве какое духовное сокровище таится в иеромонахе Нафанаиле. Знал это и благочинный монастырей Вологодской епархии, настоятель Свято-Духова монастыря в г. Вологде, архимандрит Нафанаил, по просьбе которого, 17 июля 1891 г., иеромонах Нафанаил был перемещен в названный монастырь, куда отправился без всякого смущения, как и подобает истинному иноку. Почти десять лет прожил он в Духове монастыре, в городе, как в пустыне, ни мало не изменяя своих привычек и обычного образа жизни. Получая здесь сравнительно приличную сумму кружечного дохода, причитавшегося на его долю, о. Нафанаил расходовал его весь без остатка на дела благотворения, и впоследствии, при возвращении в Павлов монастырь, всего имущества привез с собою только две пары белья, которые сделал в Вологде за все десятилетнее свое там пребывание. Единственный раз, быть может, во всю свою жизнь о. Нафанаил позволил поступить по своему желанию. Во время пребывания своего в Свято-Духове монастыре он почувствовал себя больным; у него появились признаки страшного бича человечества — чахотки. Болезнь не смутила доброго инока, не заставила его упасть духом, так как мысль о неизбежности смерти всегда была присуща его смиренной душе; мало того — он настолько равнодушно встретил ее, что даже не счел нужным обратиться к медицинским пособиям. Болезнь быстро развивалась. Пока еще был в силах, о. Нафанаил по-прежнему ревностно исполнял свое послушание, но чем далее шло время, тем более оскудевала крепость его физических сил. Почувствовав, что неизбежный конец его уже недалек, иеромонах Нафанаил пожелал умереть на своей духовной родине — в обители преподобного Павла. Прошением своим он ходатайствовал о перемещении своем, по слабости здоровья, на покой в Павло-Обнорский монастырь, что и было исполнено 5 марта 1901 года. Через силу прибыв в родную обитель, о. Нафанаил, явившись к настоятелю ее архимандриту Агафангелу, сказал, что прибыл сюда умирать. Поселившись в отведенной ему келлии, он уже не выходил никуда, быстро тая, как свеча, день ото дня. Настала и весна, но больной прекрасно чувствовал, что встречает ее в последний раз. Часто он очищал душу свою таинствами покаяния и св. причащения. В день кончины, он также призвал к себе братского духовника обители, иеромонаха, (ныне архимандрита) — Никона; исповедался и причастился святых Божественных, безсмертных и животворящих Христовых Таин. Во всеоружии сих святынь, при полном и ничем ненарушаемом спокойствии духа, о. Нафанаил безтрепетно стал ожидать смертного часа. Тихо, как бы сладко уснув, предал дух свой Господеви 11 мая 1901 г. Скончался иеромонах о. Нафанаил 67 лет от рождения; был погребен за алтарем Троицкого соборного храма монастыря. Смиренный деревянный крест осеняет его могилу, и, стоя у нее, невольно вспоминаешь кроткое и смиренное лицо лежащего под ним достойного инока, его необычайную доброту, полноту любви ко всем, милосердие и нестяжание. И невольно сами собою шепчут уста чувства сердца: «Блажени милоствии, яко тии помиловани будут; блажени кротции, яко тии наследят землю; блажени чистии сердцем, яко тии Бога узрят!» (Мф.5:7-8). IV. Павло-Обнорского монастыря архимандрит Агафангел В ряду добрых иноков, в обители преподобного Павла пред Господом совершавших течение свое, весьма видное место занимает собою архимандрит Агафангел, долголетний страдалец, в течение семи лет тяжким недугом прикованный к одру болезни и прямо с него перешедший в страну загробную, идеже «несть болезнь, ни печаль, ни воздыхание, но жизнь безконечная». Почивший о. архимандрит Агафангел, в мире Андрей Арсениевич Воскресенский, родился 27 июня 1827 г. в с. Раслове, Грязовецкого уезда, Вологодской губернии, в семье очень бедного псаломщика того села Арсения Афиногеновича, около 40 лет прослужившего на этом месте, где род его служил Господу Богу близ двух столетий. Семья чтеца Арсения была многочисленна, состоя из трех сыновей и четырех дочерей, а средства к жизни совершенно ничтожны. С раннего детства, благочестиво настроенный мальчик Андрей любил уединяться; он не отличался крепким здоровьем. После домашней подготовки, в сентябре 1837 г. он был определен отцом в Вологодское духовное училище, которое и закончил благополучно. Для продолжения образования он поступил в Вологодскую духовную семинарию, но должен был выбыть из низшего отделения ее, по недостатку средств к содержанию и отчасти по болезненному своему состоянию. Проведя некоторое время в доме родительском, 15 мая 1849 г. юноша Андрей Воскресенский поступает послушником в Павло-Обнорский монастырь, недалекий от его родины и ему издавна известный. С усердием и ревностью молодой человек несет возлагавшиеся на него послушания. А они были далеко нелегкими: почти ежегодно ему приходилось пускаться в путь для сбора доброхотных даяний боголюбцев в пользу обители, с этою целью объехав не только Россию, но даже и далекую Сибирь. Много скорбей и лишений приходилось ему выносить при этих своих странствованиях, но твердая уверенность, что он исполняет долг св. послушания, давала ему и силы и выносливость для того. Необыкновенно честный и весьма полезный для обители, ценимый по достоинству настоятелем монастыря, игуменом Анатолием, Андрей Воскресенский, после двенадцатилетнего монастырского искуса, 22 апреля 1861 г., на 34 году своей жизни, был пострижен в иночество с именем Агафангела. В новом своем звании он должен был проходить то же трудное послушание сборщика, и он нес его безропотно. 15 августа 1864 г. монах Агафангел рукополагается во иеродиакона и 16 января 1866 года — во иеромонаха, а 22 августа 1867 года назначается и братским духовником обители и вместе с тем ризничим и казначеем монастыря. Не умевший и не желавший делать дело как-нибудь, о. Агафангел являлся на высоте возложенных на него обязанностей и был добрым сотрудником приснопамятному о. игумену Иоасафу в деле благоустроения им монастыря. Оставаясь в обители, иеромонах Агафангел усердно совершал ежедневно богослужения, чередуясь в этом с известным подвижником - иеромонахом Николаем, для той же цели отправляясь иногда на свою родину — в с. Раслово, где среди лета занимался заготовлением гробов для монастырского обихода. Обширные созидательные работы, начатые о. игуменом Иоасафом с первого дня вступления его в должность здешнего настоятеля и ведомые им до последнего дня пребывания в Павловой обители, требовали значительных материальных средств. И вот, из любви к родной обители и по глубокому уважению к своему достойному настоятелю, о. Агафангел, приобретший достаточную опытность в деле сборов, не отказывается предпринимать новые далекие путешествия с этою целью. Своими трудами, своим горячим и сердечным участием казначей много содействовал благоуспешности дела благоустроения Павлова монастыря, обновляемого о. игуменом Иоасафом. За добрую и полезную жизнь и деятельность, по представлению своего настоятеля, 7 июня 1869 г. казначей иеромонах Агафангел награждается набедренником. Но в недалеком будущем ему предлежал посох странника по монастырям своей Вологодской епархии, которые ему указывались волею начальства и по которым он странствовал более 17 лет. После 21 года проведенного им в Павло-Обнорском монастыре, 20 октября 1870 года иеромонах Агафангел перемещен на казначейскую же должность в Дионисиево-Глушицкий монастырь, где живет и трудится также, как и в предшествовавший период своей жизни, и где, 30 апреля 1881 г., получает благословение Св. Синода за усердную и полезную службу по духовному ведомству. 21 августа 1881 года иеромонах Агафангел переводится в Вологодский Свято-Духов монастырь, где 20 октября определяется духовником братии, а 21 ноября назначается исправляющим должность настоятеля близгороднего Устюжского Знамено-Филипповского Яикова маленького и незначительного монастыря. Обитель, врученная о. Агафангелу, могла бы расчитывать встретить в нем доброго, опытного и благопопечительного о ней настоятеля — хозяина, но ей не пришлось долго видеть его в стенах своих. Способности его потребовались в другом месте, и 15 марта 1882 г. иеромонах Агафангел назначается экономом Вологодского архиерейского дома. Более трех лет остается он здесь, управляя немалым хозяйством архиерейского дома, пользуясь неизменным благорасположением архиепископа Феодосия и состоя одновременно членом Вологодского епархиального свечного комитета. 25 февраля 1885 г. иеромонах Агафангел, за усердную и полезную службу награждается золотым напересным крестом, от св. Синода выдаваемым; 28 сентября 1885 г. определяется исправляющим должность настоятеля Богородице-Рождественского Сямского монастыря; 20 августа 1885 г. утверждается в занимаемой им должности. Но и здесь не долго суждено было оставаться о. Агафангелу: 16 февраля 1888 г. с душевным восторгом принял он назначение на Павло-Обнорское настоятельство: 2 марта 1888 г. он возводится во игумена и 22 мая 1895 г. — во архимандрита родной обители, в разлуке с которою ему пришлось провести более 17 лет. Не совершив никаких особенных громких и выдающихся деяний в Павло-Обнорском монастыре, о. Агафангел явился заботливым настоятелем — хозяином. При нем достроена трехъярусная каменная колокольня, обновлена Успенская церковь, ремонтирована церковь преподобническая и гостиный двор, перестроены каретный и скотный двор, устроен большой и прочный мост чрез р. Нурму, и погашен значительный, лежавший на обители долг. Благодаря его заботливости издано описание обители, составленное А. К. Лебедевым. За отлично-усердную службу и труды, о. архимандрит Агафангел 6 мая 1899 г. Высочайше сопричислен к ордену св. Анны 3 ст. и с 1899 по 1903 г.г. состоял членом-сотрудником Вологодского отдела Императорского Православного Палестинского Общества. Вследствие старости и болезненного состояния 15 ноября 1903 г. архимандрит Агафангел уволен на покой «с предоставлением ему удобного помещения в настоятельских келлиях, где бы он пользовался необходимым при преклонности лет и болезни покоем и внимательным уходом». «Его же любит Господь — наказует; биет же всякого сына, его же приемлет», говорит писание (Евр. 12:6). И справедливость, и истину этого изречения мы видели на о. архимандрите Агафангеле. За семь лет до своей кончины тяжелая и непонятная болезнь приковала его к постели, так что он даже не мог не только ходить, но и сидеть, почти постоянно лежа, лишь изредка приподнимаемый при помощи посторонних лиц. Терпеливо нес страдалец ниспосланный ему тяжелый крест. Он мог сказать о себе словами псалмопевца: «внегда уныти ми — Господа взыщу: взыска Тебе лице мое». Единственным утешением болящего старца была усердная молитва и частое приобщение св. Таин, укреплявших его душевные силы, так что с уст его не срывалось слово ропота на его тяжелое положение. Напротив, он был даже благодушен, воспоминая свою долгую минувшую жизнь и лиц, с которыми ему приходилось встречаться на житейском пути. Сознавая, что болезнь его неисцельна, страдалец не прибегал к врачебной помощи, ожидая смертного часа, как часа избавления. Сохранив ясность мысли и сознания, незадолго напутствованный св. Таинами, 4 января 1907 г. в 2 ч. по полудни, на 80-м году своей жизни, старец-страдалец о. архимандрит Агафангел тихо и мирно предал Господу душу свою, как бы сладко уснув после семилетних своих страданий. Погребение почившего совершено было 7 января благочинным монастырей — Корнилиево-Комельским о. архимандритом Антонием (ныне преосвященный епископ Вельский, викарий Вологодской епархии), в сослужении настоятеля Павло-Обнорского монастыря о. игумена Никона (ныне - архимандрита) с старшею братией монастыря и двух соседних священников: с. Студенца — Сильвестра Попова и с. Пенья — Константина Соколова. При погребении старца о. архимандритом Антонием и проживавшим в монастыре священником Владимиром Малевинским произнесены были приличествующие случаю слова. Тело страдальца старца о. архимандрита Агафангела упокоилось за алтарем преподобнического храма. На могиле его, в виде часовенки, устроен каменный столп со вложенною в него иконою св. мученика Агафангела. И когда стоишь пред этою могилою, духовного слуха твоего через ряд веков касается Божественный призыв: «приидите ко Мне вси труждающиися и обремененнии, и Аз упокою вы. Возьмите иго Мое на себе, и научитеся от Мене, яко кроток и смирен сердцем, и обрящете покой душам вашим. Иго бо Мое благо, и бремя Мое легко есть» (Мф.11:28-30). 3аключение Смиренный труд наш, Богу содействующу и слово утверждающу, закончен. Приступая к изложению его, мы единственно руководствовались желанием посильно восполнить апостольский завет: «поминайте наставники ваша, иже глаголаша вам слово Божие; ихже взирающе на скончание жительства, подражайте вере их» (Евр. 13:7). Насколько мы успели в этом, — судить, конечно, не нам. Но и для нас самих неполнота предлагаемого труда очевидна. За неимением надлежащих источников здесь не помещены жизнеописания двух иерархов из-под сени Павловой обители взошедших на высоту архиерейских кафедр: Никона, епископа Коломенского (1502 г.) и Пафнутия, митрополита Сарского и Подонского (1605 г.). По той же причине отсутствуют здесь и биографические сведения о Христа ради юродивом подвижнике — иеромонахе Аввакуме, из Павловой обители перешедшем в Семигородную пустыню, и там скончавшемся. А сколько там было таких сокровенных рабов Божиих, их же имена и деяния весть токмо Господь; сколько было и таких, которые, позаимстствовав благодатный свет от обители преподобного Павла и, возжегши им светильники душ своих, благополучно достигли тихого и небурного пристанища — царства небесного. И да даст убо Господь, чтобы огонь Божественной ревности не угасал здесь и во вторую половину тысячелетия подобно тому, как он светил миру христианскому первую. Заключим смиренный труд наш глубоко знаменательным увещанием св. апостола Павла: «тем же убо и мы, толик имуще облежащ нас облак свидетелей, гордость всяку отложше и удобь обстоятельный грех, терпением да течем на предлежащий нам подвиг, взирающе на Начальника веры и Совершителя Иисуса, иже вместо предлежащия Ему радости, претерпе крест, о срамоте нерадив, одесную же престола Божия седе» (Евр.22:1-3). Литовский чернец Алексий (Воскресенский) Отец Иона Киевский (в схиме Петр) и основанный им Свято-Троицкий общежительный монастырь (Окончание. См. выпуск 133) ГЛАВА VIII. Прозорливость о. Ионы Были случаи, в которых ясно обнаруживалась прозорливость старца Ионы и предведение будущего; приведем здесь лишь четыре случая более достоверных. 1. Лет 20 тому назад, — передает монах о. Севастиан из обители старца о. Ионы, бывший сельский писарь С. Ж., — прибыв вместе со своими односельцами в Киев и поклонившись здешним святыням, я прихожу к о. Ионе. Народу у него масса... Благословив всех нас по одиночке св. крестом, старец начал раздавать: кому маленькую просфорочку, кому листок нравоучительного содержания (иным он давал по 2 и по 3, а иных ничем не оделял). Один листок о. Иона дал и мне. Прочитав этот листок, я сейчас же, по возвращении из Киева на родину, полез на чердак своей избы и свернувши листок вчетверо, поддел его под брусья, на которых была укреплена крыша. Что заставило меня так поступить с этим листком, я и сам не сознавал ясно; скажу лишь, что у меня было одно на уме: спрятать его подальше. Но вот, спустя после этого год с лишним, я опять отправляюсь в Киев: по-прежнему, прихожу к о. Ионе и, подхожу вместе с другим к нему под благословение. При раздаче народу листков, старец подходит ко мне и на этот раз очень строго, как по крайней мере мне показалось, взглянул на меня и сказал: "А ты, раб Божий, листков моих не прячь под крышу. Я даю их людям для того, чтобы они их сами читали и другим давали читать". Этими его словами я так опешил, что ровно ничего не мог ответить ему или попросить у него прощения, а лишь стоял да краснел, укоряя себя в душе за такой поступок. Долго потом я размышлял о замечательной прозорливости о. Ионы, удивляясь, как старец мог узнать, что данный им мне листок мною спрятан под крышей, и спрятан так, что буквально никто, кроме меня, не знал об этом?! Размышлял я об этом, удивлялся и, наконец, порешил поступить в монастырь, каковое решение вскоре и привел в исполнение: в 1890 г. определился в число братии обители о. Ионы, где по милости Божией, и по днесь живу, принося благодарение Богу и всегда добром поминая сего дивного старца. 2. Однажды к о. Ионе явился Киевский купец Т,, у которого 17 лет не было детей. Когда Т. уходил домой, о. Иона дал ему три просфоры и сказал: «Одна тебе, другая твоей жене, а третья — твоему будущему наследнику». Через год у Т. родился сын («Кормчий», 1902 г., № 12). 3. В 1893 или 1894 г. один городской священ- ник (жаль, что я не записал: откуда он и как его звать) писал о. Ионе, что один из его прихожан, довольно выдающийся по своему положению человек, употребляет все усилия стать у него церковным старостой вместо находящегося на этой должности простого, но весьма религиозного и добронравного старичка, и что это (первое) лицо, благодаря близкому знакомству с знатными особами, надеется успеть в своем намерении. Между тем ему, священнику, весьма нежелательно, чтобы он был старостой; поэтому он просит у о. Ионы совета: что нужно сделать для того, чтобы старичок остался старостой по-прежнему? Старец посылает священнику (в посылочке) просфору и письмо, в котором, между прочим, пишет, чтобы он эту просфору вручил своему тогдашнему старосте — старичку, сказав ему, от кого она прислана, и велел ему, с Божиею помощью, продолжать прохождение своей должности. Что же касается лица, домогающегося быть старостой, то ему не быть старостой, — писал о. Иона. И что же? В самом непродолжительном после того времени священник пишет старцу: «О, чудо! Домогавшийся должности старосты (такой-то) внезапно скончался»... 4. Находящейся ныне в Белопесоцком монастыре, Московской епархии, монах о. Иустин передает: «В 1895 году был переведен из Киевского Свято-Троицкого общежительного монастыря в Оренбургскую епархию на должность настоятеля новостроящегося там монастыря иеромонах о. Варлаам, который взял меня из Киева к себе в монастырь. Не могши свыкнуться с тамошним климатом, в 1898 г. из Оренбургской епархии я отправился в Киев, с целью опять поступить в Троицкий монастырь. На пути (в поезде) я решил просить ходатайства обо мне перед о. Ионой некоторых из старшей братии. Только я вхожу в ворота обители с таким намерением, как вдруг меня встречает келейник о. Ионы и, вручая мне две просфорки, говорит: «Батюшка (о. Иона) велел передать их тебе и сказать, что тебя сюда больше не примут, напрасно искал ходатаев за себя: тебе здесь уже не жить». Это крайне изумило меня, я удивлялся: как о. Иона мог узнать о моих намерениях, о моем возвращении в его обитель, и даже... момент моего туда прихода! Почитая прозорливость старца, я уже не дерзнул просить о принятии меня туда в число братии, а отправился искать себе места в другой обители. После довольно продолжительных странствований, я был принят в Белопесоцкую обитель, близ Каширы. В этой обители я был пострижен в мантию, с наречением мне имени Иустин — вместо Исидора». IX. Последние дни жизни и кончина о. Ионы В последние годы о. Иона стал болеть ногами; силы его начали заметно ослабевать; напоследок, обнаружилась водянка, которая предвещала близкий конец земной его жизни. В конце 1901 года, почувствовав приближение смерти, больной перестал принимать пищу, только ежедневно причащался Св. Таин. 8 января 1902 г. старец принимал своих ближайших сотрудников из числа братии, равно как и посторонних лиц, желавших получить от него прощальное благословение; затем он попросил одеть его в одежды схимника, «чтобы», — как он выразился, — «быть готовым», и в полном сознании ночью на 9 января тихо скончался. В ту же ночь около 3 часов, первая панихида, по почившем была совершена архимандритом Киево-Выдубицкого монастыря о. Евлогием. На другой день панихиды были совершены, между прочим, преосвящен. Сильвестром, — еп. Каневским, (ум. 17 н. 1908 г.) и преосвящ. Димитрием, — еп. Чигиринским, в сослужении архимандрита Платона, — бывшего тогда инспектором Киевской духовной академии, (ныне — экзарха Грузии. Эти три преосвященные: Сильвестр, Димитрий и Платон— преемственно были ректорами Киевской Духовной академии), временно управлявшего Свято-Троицким монастырем иером. Мельхиседека. (Впоследствии о. Мельхисидек был утвержден в должности настоятеля сего монастыря, с возведением в сан игумена, а затем и в сан архимандрита. Но, к сожалению, не последовал он светлому примеру своего учителя и старца о. Ионы и прочей монастырской братии ). 10-го января гроб с телом почившего был перенесен из его келлии в соборный храм, причем вечером того же дня парастас (заупокойное всенощное бдение), а 11 января — заупокойная литургия были совершены вышеупомянутым архимандритом Платоном вместе с братиею монастыря. Погребение почившего совершалось по особо составленному церемониалу, 12 января. Всю ночь под этот день совершалось заупокойное богослужение в храме, где стоял гроб с телом почившего. 12 января в 9 1/2 часов утра, началась заупокойная литургия, которую совершал преосвящ. Сильвестр, в сослужении архимандритов: Платона, Феофана, Евлогия, Левкия, иеромонаха Мельхиседека и других из числа, братии Свято-Троицкого монастыря. Иеромонахом Адрианом смотрителем Киево-Подольского духовного училища на литургии было произнесено слово, посвященное описанию подвигов почившего старца и пред отпеванием вышепомянутым архимандритом Платоном, — одним из усердным почитателей и учеников духовных старца о. Ионы. Отпевание совершали: преосв. Сильвестр, еп. Каневский, и преосв. Димитрий еп. Чигиринский, — в сослужении 8 архимандритов и весьма многих протоиереев, священников г. Киева и иеромонахов обители (всех 60 человек). При погребении пели братия обители, основанной почившим старцем Ионою. Отпевание продолжалось около 5 часов. После отпевания гроб с телом почившего, в сопровождении крестного хода, был обнесен вокруг храма. Затем тело было предано земле в соборном храме под арками, отделяющими среднюю часть храма от правого бокового его корабля. Могила представляет обширный склеп, к которому ведут ступеньки. Погребение окончилось около 4-х часов вечера. После того вышеозначенные преосвященные: Сильвестр и Димитрий, а также Макарий, бывший еп. Калужский, архимандриты и все вообще участвовавшие в погребении, равно как и вся старшая братия монастырская собрались в новом братском корпусе, где обителью была предложена поминальная трапеза. Во исполнение предсмертной воли о. Ионы, прежде трапезы было прочитано его духовное завещание, проникнутое духом величайшего смирения и глубочайшей любви сего старца к своей обители. Известие о смерти отца Ионы, скоро огласившееся в Киеве и за пределами его, вызвало чувства глубокой скорби, сожаления и печали о невознаградимой потере для осиротевшей обители, а также — и среди весьма многих почитателей старца. Киевляне усердно и во множестве посещали Свято-Троицкий монастырь в дни 9-12 января 1902 года для отдания последнего поклонения останкам почившего. 12 января во время литургии и отпевания в храме присутствовали весьма многие высокопоставленные лица, во главе с Киевским губернатором Ф. Ф. Треповым, комендантом крепости г. л. А. А. Немирович-Данченко и др., и весь погост монастырский был переполнен народом. Весьма многие из далеко живущих почитателей старца прислали на имя временно управлявшего Свято-Троицким монастырем, — иеромонаха Мельхиседека, — телеграммы с выражением скорби и сожаления о тяжкой утрате, например: князь и княгиня Васильчиковы, архимандрит Димитрий и монах Петр (из Ардона), С. В. Керский, игумен Исаия (из Глухова), игумения Мария (из Ново-Московска), Быковы (из Озябликова), Журавлев (из Ялты), Тимонов (из Орла), врач Мирошниченко (из Бендер), Каменский (из Пе- трограда), Иванов (из Одессы), монахиня Серафима (из Коломны), Комарова (из Ташкента), и Скороходов (из Москвы). Кроме того, крестьяне с. Тальянок (Уманского уезда, Киев. губ.), «Движимые чувством прискорбия по случаю кончины всеми чтимого праведника отца архимандрита Ионы», по общему решению сельского схода, прислали ко дню погребения особых уполномоченных для отдания последнего долга почившему старцу и выражения своего сочувствия осиротевшей обители. Все это весьма красноречиво говорит о том, какою любовью и каким уважением пользовался почивший старец в разных кругах русского общества. Русский православный народ с великим благоговением отзывался и отзывается о «Батюшке Ионе» и хранит память о нем, как драгоценную святыню. *** В заключение скажем, что в обители о. Ионы находили приют, питание телу и утешение душе многочисленные паломники. Но и с его кончиной начатое им дело не остановилось и, будем надеяться, что по молитвам к Богу старца Ионы, оно не остановится, а будет возрастать в своем величии, как нерукотворенный памятник почившему. иеромонах Каллист УЧИЛИЩЕ БЛАГОЧЕСТИЯ Подвиги должно хранить втайне Некто Евлогий, ученик блаженного патриарха Александрийского Иоанна Милостивого, великий подвижник, саном пресвитер, постился по два дня, а иногда и по целой неделе, вкушая только хлеб и соль, и был прославляем людьми. Он пришел в Панефос к авве Иосифу, надеясь увидеть у него подвижничество еще более строгое. Старец принял его с радостью и предложил на трапезе все, что было у него. Увидя это, ученики Евлогия сказали старцу: «пресвитер ничего не вкушает, кроме хлеба и соли». Но авва Иосиф продолжал есть молча. Евлогий провел у него три дня и не слышал, чтоб он и ученики его занимались псалмопением, не видел, чтобы они молились, потому что подвиг их был тайный. Евлогий ушел с учениками своими, не получив душевной пользы. По смотрению Божию, сделался туман; они сбились с дороги и пришли опять к келлии старца. Став вне, они услышали, что в келлии совершается псалмопение. Постояв долго, они постучались. Авва Иосиф принял их с любовью. Так как в то время был сильный зной и всех мучила сильная жажда, ученики аввы Евлогия налили воды в чашу и подали ему пить. Вода была из реки, но с примесью морской. Такую воду всегда употребляли жившие с аввою Иосифом. Евлогий не мог пить этой воды и спросил старца: «что это значит?» Старец отвечал: «брат несколько скуден рассудком, он прибавил по ошибке в речную воду морской». Евлогий пал в ноги старцу и сказал ему: «Авва! ради Господа, открой мне тайну подвижничества вашего: почему, когда мы были здесь, вы не занимались псалмопением, а когда мы нечаянно возвратились к вам, то застали вас, поющими псалмы? Также: вода у вас прежде была вкусная, а теперь она оказалась соленою». Старец отвечал на это: «Сын мой! малая чаша вина и свежая вода были поставлены ради любви, а ту воду, которую ты вкусил теперь, братия употребляют постоянно. Иноку должно всегда совершать подвиг свой втайне, — не делать напоказ ничего, до самой безделицы». И научил старец Евлогия рассуждению о помыслах, предостерегая его не начинать ничего по самолюбию и человекоугодию. Евлогий сказал старцу: «жительство ваше — точно по Богу!» Он получил большую душевную пользу: начал с того времени без отказа вкушать предлагаемую ему пищу, а подвиги свои хранить втайне. (Отечник) ИНОЧЕСКОЕ ПОУЧЕНИЕ Памяти Митрополита-Инока (Слово пред отпеванием тела почившего митрополита Флавиана) Итак, окончена последняя литургия в телесном присутствии нашего владыки, и мы приступаем к чину отпевания, чину умилительному, но и весьма продолжительному; а потому наше человеческое поучение должно быть кратким среди пространных молитвословий, внушенных Божественным Духом нашим отцам церкви. Тем более, что пастыри Киевские в продолжение этих четырех дней преподали людям немало назиданий около сего гроба и сложили к его подножию множество прекрасных словесных венцов. Но, не в словах тут дело. Я желаю отметить те горячие чувства благородной любви, в которые облеклись слова проповедников, нередко прерывавшиеся скорбными слезами. Вот эти-то слезы сотрудников и сопастырей усопшего представляют собою лучший венец, нежели самое красноречивое слово, и соединенные с теплою молитвою расширяют для души его путь в небесное царство. Да, то были слезы и слова сыновней любви, любви благодарной, исполненной горьких чувств лишения. Не многие начальники и далеко не все архипастыри могут принести такой венец своей души к престолу Предвечного Судии. Поучимся же, отцы и братие, у усопшего, как и нашей душе стяжать такие оправдания пред Богом. Прежде всего, устремим свое внимание на то, что почивший владыка любви человеческой и тем менее человеческой славы не искал: он «искал славы от единаго Бога» (Ин.5:44), и, идя таким путем жизни, был сосредоточен в себе, а через это настолько застенчив, что не мог говорить проповедей, хотя и обладал прекрасным слогом и обширными познаниями в христианском богословии. В этих свойствах усопшего заключается причина тому, что его высокие качества: его смирение, его братолюбие, его сострадательность, его безусловная справедливость бывали замечены и оцениваемы духовенством и всеми знавшими его не сразу, а во всей своей силе выяснились только при его гробе. Здесь же поняли пастыри Киевской церкви, кого они лишились, здесь-то в одной светлой картине начерталось пред ними отношение усопшего и к ним самим, и к людям вообще, и к Божией службе, и к управлению церковному. Особенно ценно то свойство отлетевшей от нас души маститого старца, что ему были близки все чрезвычайно разнообразные круги, с которыми приходилось ему вступать в сношения. Обыкновенно архипастыри предпочитают одну сторону предстоящей им деятельности и нередко пренебрегают другими: мужи науки приближают к себе тружеников школы, учащих и учащихся; бывшие до пострижения священниками заботятся преимущественно об интересах приходского духовенства; воспитанники обителей предпочитают монахов и монастыри; вышедшие из общества сближаются с местною знатью; у всех таких пастырей есть много приверженцев из одного круга, а прочие переживают чувства если не обиды, то все же некоторого лишения. Не таков был усопший владыка Флавиан. По происхождению своему чуждый духовному сословию, чуждый семейной жизни, он в своем кропотливом, внимательном отношении к делам приходского духовенства и особенно к самому мудреному и щекотливому из них, т.е. к замещению священнических мест превосходил почти всех, а может быть и всех современных архипастырей. Как часто можно было его встречать в терпеливой беседе со священником, которому митрополит спокойно и не торопясь объяснял, почему он предпочел ему другого собрата; при этом пристыженный искатель с изумлением видел в руках владыки собственноручно составленный список просителей оспариваемого прихода с обстоятельным указанием не только их служебного, но их семейного положения. А когда почивший был моложе, и его епархия Холмская — была не столь многолюдна, то он сумел настолько освоиться с вверенным ему духовенством и его семейным положением, что, посетив родной ему Холм уже митрополитом через семь лет после своего удаления оттуда, он уже не только узнавал сразу всех съехавшихся из целой епархии священников, диаконов и псаломщиков, но и опросил каждого о всех членах его семьи, безошибочно называл по именам их жен и детей обоего пола. Чуждый по своему воспитанию духовной школе, владыка Флавиан любил ее так, как редкий из ее питомцев. Он никогда не обходил ласковым словом подходившего к нему семинариста и находил для себя великое удовольствие в том, чтобы являться среди них при всяком удобном случае. Вопреки примеру иерархов, не прошедших духовной школы, он прилагал все старание к тому, чтобы собирать в свой кафедральный город священников с высшим богословским образованием и делал обильные пожертвования на академические научные издания, а равно и на другие нужды вверенной его попечению академии. Чуждый всякой светскости и лишенный возможности тратить свое труженическое время на прием и посещение светских людей, усопший архипастырь, тем не менее, стяжал самое искреннее уважение представителей общества во всех возглавлявшихся им епархиях. Этому содействовало, во-первых, его благоговейное и величественное служение в храме Божием, а затем та непосредственность и дружелюбное отношение к ближним, которое успевали понять и оценить все, имевшие с ним хотя бы и самую непродолжительную деловую беседу: его считали близким себе и своему семейству многие лица, видавшиеся с ним даже не более двух-трех раз в жизни. Но, конечно, наиболее близким себе и наиболее близкими себя ему почитали себя те, кто в наше время принуждены себя чувствовать сиротами едва не в большей части наших епархий. Разумею наших монахов, наше вышедшее из народа «черное духовенство», которое почти везде держится в черном теле. В митрополите Флавиане эти, смиренные труженики видели своего брата, своего родителя и заступника, своего, доброго попечителя и отца, и притом не только в вверявшихся ему епархиях, но во всей русской церкви. Все они знали и не забывали ни на минуту, что митрополит начал свое служение, подвизаясь в так называемых «тяжких службах», как чернорабочий послушник, трудившийся в продолжение нескольких лет над мытьем полов, рубкой и возкой дров и топкой печей, пока, наконец, изнурительный геморрой не заставил его перейти (после перенесения тяжелой операции) на более легкое, хотя и весьма, смиренное послушание монастырского пономоря. Все монахи чтили и любили преосвященного Флавиана, а монахи Киево-Печерские прямо таки его обожали, и такою любовью братии не пользовался в Киеве ни один митрополит. Причиной сему восторженному чувству была, во-первых, простота и ласка владыки ко всякому монаху и послушнику; а, во-вторых, то обстоятельство, что он большую часть своих весьма обильных доходов (думается, более двух третей) возвращал святой лавре, устроив в ней на свои средства обширный Благовещенский храм, огромную библиотеку, больницу с церковью, больничную церковь для приписной Китаевской пустыни и, наконец, пожертвовал лавре свою собственную драгоценную библиотеку. Братия восхищалась этими дарами главным образом потому, что усматривала в них признание митрополитом того громадного просветительного значения которое имеет для народа всякая благоустроенная обитель, как училище молитвы и благочестивых подвигов. Итак, вот сколько любви, сколько благодарности, сколько молитв устремлено к этому гробу! Много есть усердных работников на пользу ближних, но не многие из них стяжали любовь людей. И это тем примечательнее, что казалось бы ни о чем так не стараются современные нам деятели, как о стяжании человеческой любви и человеческой славы. Ради славы в наш век, век баллотировок, выборов и партий, люди пожертвовали даже тем, что всего дороже для человека, т.е. своею совестью: совершенно изолгались, пустились на подкупы, на грубую лесть толпе, на самую безстыдную клевету против своих соперников, решились на самое жестокое предательство своих друзей, братьев, родителей... и все это тщетно! Им помогают только те, кому это выгодно, им рукоплещут только союзники по партийным интересам, да разве еще наивная, зеленая молодежь, пока она не раскусила настоящего значения их притворного, актерского геройства. Покойный владыка приобрел на земле то, чего не искал, стараясь собирать только небесные сокровища; не ища, приобрел то, чего тщетно ищут другие, ищут столь многие. Чем это объяснить? А тем, что люди сближаются только там, где между ними Бог; ищи Бога, и обретешь Его, обретешь с Ним и людей — вот тот краткий, но высокоценный урок, который дает нам жизнь и деятельность усопшего архипастыря. Замкнутый в в себе, уединенный монах, он оказался столь дорогим для всех кругов церковного общества. Постепенно и медленно слагалось в сердцах это глубокое чувство, а в полной степени оно отразилось в общем сознании, когда сотрудники и сопастыри владыки узнали, что им придется расстаться с ним через несколько дней или седмиц, и при том в настоящие, столь печальные для церкви и ее жизни дни, когда убежденные пастыри потребны для нее паче всего. Сам он и не желал больше жить: с покаянием во грехах и с надеждой на Божественное милосердие стремился он перейти из церкви воинствующей и угнетаемой в церковь торжествующую; ожидал он того «нового неба и новой земли, в нихже правда живет" (2Петра 3:13), а мы «живущие оставшиеся" (1Сол.4:17), возблагодарим отшедшего от нас пастыря за его безмолвное научение усердною молитвою об упокоении его души. Аминь. Архиепископ Антоний *** С каким спокойствием встретил покойный святитель-инок грядущую кончину, свидетельствует печатаемое ниже письмо Митрополита к Архиепископу Харьковскому Антонию, написанное им за 2 недели до смерти: "Дорогой владыка! Прощайте. Умираю. Положение тяжелое, Заболел ночью на воскресенье обычными болями в груди, которые приняли острый характер и теперь перешли в тяжелую форму сердечной астмы. Выздороветь не надеюсь. Сегодня причащался во второй раз. Наместник говорит о соборовании. Усердно прошу ваших святых молитв и исполнения обещания приехать и совершить мое погребение. Искренно вас любящий митрополит Флавиан. 17 октября 1915 г." МОНАСТЫРИ И ВОЙНА Подвиг, смертью запечатленный (Памяти Площанского иеромонаха о. Евтихия) "Буди верен до смерти, и дам ти венец живота" (Откр.2:10). О подвиге этого скромного старца-иеромонаха можно вспоминать лишь с чувством восхищения и преклонения пред доблестью отца Евтихия, который в исключительно тяжелую минуту повел рядом с командиром полка своих солдат в наступление, с одним св. крестом в руках. Смертью своей о. Евтихий запечатлел этот подвиг беззаветного мужества... Сколько раз о. Евтихий подвергал свою жизнь опасности! Не было дня, чтобы он не посещал окопы и не беседовал с солдатами, которым эти беседы простого русского и самобытного человека были понятны и дороги. И ходил в окопы о. Евтихий не только в сравнительно спокойное время, но и в моменты ожесточенных боев, не забывал сходить и благословить своих солдат, причастить тяжелораненого и похоронить убитого. Во время одного из таких своих посещений окопов, о. Евтихий попал под огонь блиндированного автомобиля. Об этом Он рассказывал потом с присущею ему способностью шутить. — Пошел я с церковником в 14 роту тяжелораненого причастить, да идти было далеко и приустали. Вижу, по "шоше" линейка едет. «Пойдем, говорю, Федоров, к линейке: она раненого до околотка довезет. Пошли... А снаряды-то по дороге «тяп» да «тяп», то справа, то слева. Смотрю, линейка-то нас заметила и к нам подвигается. Пошли быстрей. А тут из окопа солдатик вылезает да и говорит: «Батюшка, «сажайся» скорее в окоп, это по тебе «герман» из пушек стреляет»... — «Я, говорю, дойду до линейки»... — «А какая это линейка — это автомобиль». По батюшке стрелял немецкий бронированный автомобиль, который он принял за «линейку»... Упорные бои, кровопролитные и непрерывные. Немцы, видимо, задались целью окружить наши полки... Их отбрасывали сегодня, а на утро они опять оказывались пред нами... Мы отступали медленно, последовательно, шаг за шагом подвигались с боем назад, чтобы отражать эти удары противника, прорвавшегося между нашими группами. Уже целую неделю полки отходили, ведя безпрерывные, одновременно сражения с передними и задними отрядами неприятеля... Приходилось отбрасывать противника, наседавшего на задние отряды нашего войска, и расчищать дорогу дальше... Уже семь дней и ночей не спали люди, утомленные боями и безпрерывными походами. Уже семь дней кухни были пусты, и люди питались одним горохом, который собирали тут же на полях. В одинаковом положении были и солдаты, и командир полка, и командующий дивизией, деливший с солдатами все невзгоды и лишения боевой жизни. 9 июля, только что отбили нападения немцев, наседавших с правой стороны, как заметили глубокий обход слева... Выяснились значительные силы пехоты и кавалерии противника, стремившегося отрезать нам путь отхода... Наши части задерживали, насколько хватало сил, врага, но на месте отброшенного отряда противника показывался новый отряд, вместо рассеянного эскадрона появлялся свежий. К полудню бой достиг своего напряжения. Уже в бой были введены все запасные полки и напрягали последние свои силы, чтобы противостоять втрое сильнейшему противнику и дать возможность отойти остальным частям корпуса. В решительный момент боя командир полка, полковник Л., собрал последние шесть своих рот и повел их в контратаку. Это был красивейший, незабываемый момент. Чувствовалось, — что настал перелом боя, когда рассыпанные цепью роты начали свое решительное движение. И в эту минуту впереди рот, рядом с командиром полка, как из-под земли, выросла фигура полкового батюшки, иеромонаха отца Евтихя Тулупова... В епитрахили, с крестом в руках, о. Евтихий шел впереди отряда и старался поспеть за командиром полка, широким шагом мерившим поле. В этих раздувавшихся на ветре седых кудрях, во всей маленькой фигуре согбенного старца-монаха, высоко над головой поднимавшего св. крест, было столько красоты, величия и героизма... Впереди показалась неприятельская цепь. Раздался первый залп. И пролилась первая кровь — батюшка был ранен в ногу. Но рана не охладила его порыва. Наскоро перевязавшись, он снова вышел впереди полка и пошел, хромая, опять рядом с командиром полка. Потом — безпорядочный ружейный огонь, трещание пулеметов и дружный удар в штыки... В штыковой схватке некогда было разбираться, кто ранен, кто убит. И когда уже немцы отхлынули назад, оставив на поле груды тел, и наши, утомленные боем, окончили преследование разбитого врага, тогда только хватились, где батюшка. Тело отца Евтихия разыскали на поле — причем грудь его была пронзена множеством пулеметных пуль... Ночью отца Евтихия хоронили. Безлунной ночью в глухом лесу, где мягко шумели верхушки сосен, собрался полк — утомленные боем солдаты, еще пахнувшие пороховым дымом. Безмолвно ждали, когда выроют могилу. И ночную тишь нарушал лишь шум леса, да стук лопат... Обнажили головы. Коленопреклоненный полк выслушал слова печальной молитвы, что прочел командир полка над гробом убитого отца Евтихия... Пропели «Вечную память» и гроб опустили в свежую вырытую могилу. Быстро из отдельных горстей земли вырос могильный холм. В печальном молчании расходились солдаты... «Здесь похоронен полковой священник К. полка, отец Евтихий Тулупов, иеромонах Богородицкой-Площанской пустыни, Брянского уезда, Орловской губернии, убитый в бою с германцами 9 июля 1915 года»... ("Вестник Военного Духовенства") От редакции: Площанскую пустынь, — и вообще всех знавших о. Евтихия, при жизни, просим сообщить редакции «Р. Инока» биографические сведения и воспоминания о покойном старце-герое. Желательно иметь и портрет его. По изготовлении клише портрет будет с благодарностью возвращен. Редакция Высочайшая благодарность Митрополит Московский Макарий представил Государю Императору при всеподданнейшем обращении 100000 руб., пожертвованных для военных нужд Московским Николо-Перервинским монастырем. 12 декабря на означенном обращении митрополита Макария Государь Император Собственноручно начертал: «Сердечно благодарю митрополита Макария и братию Николо-Перервинского монастыря за щедрое пожертвование». Курская духовная консистория передала в главное управление «Красного Креста» процентные бумаги на сумму 50000 руб. по нарицательной цене, пожертвованные монастырями Курской епархии на нужды раненых и больных воинов. Троице-Сергиева лавра отправила в действующую армию, в три главные пункта, 148000 разных листков и 92500 книг религиозно-нравственного содержания, всего 240500 экземпляров. Кроме того, в разное время лавра, отправила на сумму 3000 руб. разных изданий, в том числе в нескольких десятках тысяч экземпляров "Послание Троицких иноков» и «Доброе Слово» от наместника Троицкой лавры, архимандрита Кронида. («Московские Ведомости» от 9 декабря 1915 года, № 283). На позициях Некоторое разнообразие вносят праздники. Вечером накануне и утром в праздник совершается богослужение — всенощная и литургия. Выбирается довольно просторная и чистая полянка в лесу и строится из сосен и елей большой навес, крытый сверху и с трех сторон. Это и есть наша походная церковь. Передняя, восточная часть сооружения имеет вид садовой беседки с тремя выходами – арками, средняя изображает царские врата, боковые – северные и южные двери. Развешиваем по стенам образки на картоне, ставим походный престол, а за престолом деревянный складной крест, он же и семисвечник. Перед образами вбиваем по сосновому колышку-рогатке — подсвечники. Посредине устраиваем род аналойчика, на котором ставится полковая икона, сюда же на всенощной выносится для целования и св. евангелие. Церковь готова, начинается богослужение. Конечно, сокращенное: всенощная длится всего лишь час с небольшим. С большим подъемом и воодушевлением поет солдатский хор. Солдаты переполняют церковь, усердно молятся и чрезвычайно любят ставить перед иконами свечи. Для того чтобы удовлетворить их благочестивое усердие, у нас всегда имеется большой запас восковых свечей, регулярно пополняемый при всякой оказии в Россию. Во время целования евангелия я всегда помазываю заранее приготовленным елеем, при этом сбоку меня стоит мой «ктитор-солдатик» и раздает молящимся религиозно-нравственные листки: Троицкие, Почаевские, Киевские, а также издания «Вестника Военного и Морского Духовенства». Тут же раздаются нуждающимся нашейные крестики со шнурками. Поется канон. Так как молящихся бывает очень много, ибо собираются резервы, команды и очередные части с позиций, то целование евангелия затягивается до конца всенощной, после отпуста которой я обычно говорю воинам поучение, продолжая в то же время помазывать елеем. Затем предлагаю вознести молитву о братьях однополчанах, убитых за истекшую неделю. Поется лития. В заключение возглашаю многолетие Царю и воинству, и все расходятся. Остаются лишь те, которые готовятся на завтра к причащению. Их, обычно, за всякой литургией бывает человек 40-50 и не больше ста, ибо иначе слишком затянется исповедь, совершаемая над каждым отдельно. Общая исповедь не удовлетворяет, как я имел случай наблюдать в других частях. Для того, чтобы общая исповедь захватила все существо кающегося, духовнику по меньшей мере надо быть о. Иоанном Кронштадтским, а это не нашей меры. Утром, смотря по удобности, часов в 7-8 совершаем божественную литургию. Приготовившиеся офицеры и солдаты приступают к Чаше Жизни, а всем прочим при целовании креста раздается антидор. При этом опять говорится поучение. С вином и просфорами затруднений теперь не бывает. В начале войны в Галиции все это было действительно трудно достать, да и то изворачивались, а теперь все это отлично организовано; вино привозят вместе с восковыми свечами, а просфоры наш солдатик пекарь такие делает, что хоть бы и в лавре. По царским дням служим молебны, выносят знамя. Из всех богослужений чаще всех, почти ежедневно, а иногда по несколько раз в день совершается отпевание воинов, «на брани убиенных». При позиционной войне убитых бывает сравнительно немного, а вот при полевой, при безпрерывных атаках, наступательных и отступательных боях, погребения совершаются ежедневно. Мы стараемся по совести и долгу христианскому отдать последнюю дань любви воинам-мученикам возможно благолепнее. Благолепие заключается в том, что отпевание совершается в облачении, а не в одной епитрахили, с кадилом и свечами; усопших покрываем белым полотном, на мученическое чело возлагается венчик, а в руки вкладывается разрешительная молитва. На могилке ставится крестик с соответствующей надписью. При позиционной войне весь этот церемониал выполнить довольно легко, тогда можно хоронить с хором певчих, оркестром и взводом провожатых, — что и делается, а при полевой войне все обставлено несколько иначе. Погребаем вблизи позиций, примерно в районе штаба (это в 800-1000 шагов от окопов) в сфере самого артиллерийского и даче ружейного огня. Все повозки отведены далеко; остается всего лишь несколько верховых лошадей, а потому все, что необходимо для совершения погребения, панихиды или молебна, как-то: риза, кадило, крест, требник, венчики и грамоты, полотно — все это в особых скатках приторочено к седлу или разложено по кобурам верховой лошади священника. Дароносица, конечно, всегда на груди. иеромонах Тихон (Шарапов) («Приходской Листок") Нечто о монастырских суммах Ныне часто раздаются осуждения, будто бы монастырские деньги безотчетно расходуются настоятелями. Напоминаем, что согласно существующим законоположениям в монастырях приход-расход записывается в шнуровую книгу, выданную духовной консисторией. Из кружек деньги высыпаются в присутствии старцев, ими считаются и что окажется, то записывается на приход. Книгу ежемесячно свидетельствуют те же монастырские старцы и благочинный монастырей — во время посещения им обители. По окончании года, книга с оправдательными документами посылается в консисторию для контроля. Кроме того, епархиальному архиерею, консистории и благочинному представляется годовой отчет с указанием движения сумм. Следовательно, никак нельзя сказать, что "никто не знает, куда и на что идут те суммы, которые по грошам сносит (в монастыри) православный народ", так говорить могут невежи или явные клеветники. Если некоторые монастыри «располагают грошами», то для них весьма будет тяжело нести непроизводительные расходы на обширную публикацию в журналах и газетах, тем более, что производство печатного дела теперь сильно вздорожало. Чем расходовать деньги на объявления о движении церковных сумм, всякий монастырский начальник или старец скорее употребит деньги на какое-либо более полезное дело. МОНАШЕСКАЯ ЛИРА Иеромонах-герой С крестом в руках и на груди Он шел с полком на подвиг бранный, И всюду он был впереди, Герой великий, дивный, славный! Он был, воистину, «отцом!». Был добрым пастырем пасомым! Средь смерти с радостным лицом Он шел, ко встрече с ней готовый! В окопах полк. Снаряды рвутся И стонет мать-земля, дрожит... Стенанья, вопли раздаются... И старец к страждущим спешит. Здесь скажет слово ободренья, Там умирающему даст На новый путь благословенье И облегчит в предсмертный час! О, всюду он, отец Евтихий, Как ангел светлый среди тьмы, В неустрашимости великий Идет. За ним идут сыны. В атаку полк. С полком и старец! Поднявши крест над головой, Идет он рядом с командиром, Ведя сынов всех за собой. Христа завету всюду верный. Был впереди всегда овец! В бою он рану принял первый И царства вечного венец! Окончен бой. Среди убитых Отца Евтихия нашли... И в ближний лес от поля битвы «Отца» солдаты унесли... Шумиг, гудит сосновый бор; Стучат лопаты, землю роя!.. Средь жуткой темноты ночной Могилу роют для героя... Вот командир прочел молитву... И, память вечную пропев, Солдаты с скорбию в могилу Спустили прах, осиротев... Безлунна ночь. Повсюду мрак... Но ты ушел из мрака ночи!.. Тебе был чужд могилы страх... Смотрел ты светло смерти в очи. Усни ж, герой, блаженным сном! Ты славно путь свой совершил! Идя всю жизнь с святым крестом, За братьев душу положил! Тебя отчизна не забудет!.. Собратья — память сотворят! Легка земля тебе да будет! Молись за Русь, герой-собрат! Священник Арк. Мамаев Светлой памяти иеромонаха Площанской пустыни отца Евтихия, жизнь свою положившего за веру, царя и отечество в бою 9 июля. 1915 года, когда он, с крестом в руках, шел в атаку впереди своего полка. (Примечание редакции). На новый год Вседержителя рукою Новый год для нас открыт; Всяк, с трепещущей душою, Любопытно вдаль глядит. Но не нашими глазами Этот сумрак разглядеть!.. А вот, - старый год за нами, Туда будем мы смотреть. Вот, "на облаке Сидящий» Острый серп на нас пустил Жен и деток не щадящий Миллионы погубил. Гнева Божия точило, Неослабно нас гнетет; Землю кровию залило, До узд конских вот дойдет. Но описывать не станем Сей чудовищной войны, На себя мы лучше взглянем, Как живем? как жить должны?.. Когда целые народы, Тонут в крови и слезах, Когда крепости и грады Обращены в пыль и прах; Вот когда, отцы святые, Моисейский меч приять, Нашей родине-России, Им усердно помогать. Полно, братие, лениться! Жизнь безпечно проводить! Будем плакать и молиться, Чтоб нам зверя победить! Время нам от сна воспрянуть: Страшны годы при дверях! Вот: гонения настанут, Церковь скроется в горах. Вот, гонимая драконом, К нам в пустыню прибежит, — Как открыто Богословом, — Нам должно ее укрыть!.. ИЗВЕСТИЯ И ЗАМЕТКИ Пчелиный мед, как средство от сахарной болезни Иеромонах одной общежительной обители, о. И. на днях поведал пишущему эти строки, что он, подвергшись сахарной болезни, выпивал, кроме обычной порции чая, целое ведро воды в два дня. Одолевающая жажда и частое отложение мочи весьма безпокоили его и были, тягостными для него. «Томимый жаждой» — говорит о. И., — «даже, и в церковь, когда там совершалась всенощная, я носил под мантией большую кружку (стакана в три) воды и, постепенно выпивал ее». Болезнь, несмотря на лечение по рецептам врачей-специалистов, не проходила... — «Надежда на излечение батюшки плохая», — сказал однажды в Ново-Екатерининской (в Москве) больнице врач N. няне Е., будучи ею об этом спрошен. Е. передала его (врача) слова отцу И., как своему знакомому. — «Ну, стало быть, придется с этою болезнью и в гроб лечь», — отозвался о. И., и уехал из Москвы. Спустя после сего немного времени, о. И. почувствовал какую-то боль в груди. Зная целебное свойство пчелиного меда вообще на организм человека, он начал пить чай с медом. И что же? — Не только боль в груди, но, к великой его радости, и жажда к воде стала у него уменьшаться, а затем и совсем прекратилась, не стало и сахарной болезни, так что теперь он в обычное время пьет лишь чай в такой мере, в какой пил его до сахарной болезни и благодарит Бога, вразумившего его приняться за употребление меда. Пишу эту заметку, желая преподать очень полезный совет страдающим, или имеющим страдать сахарной болезнью, чтобы они могли воспользоваться вышеуказанным очень простым и доступным лечением, случайно дознанным иеромонахом о. И. на самом себе. иеромонах Каллист ПИСЬМА В РЕДАКЦИЮ Вопль мирянина-простеца, просящего у иноков указания пути, которым можно было бы войти в царствие Божие Помогите, русские иноки, спасите утопающего в волнах житейского моря! Я живу в селе. У меня отец, мать, жена и дети. А писание говорит: «враги человеку домашние его" (Мф.10:36). Как мне жить со врагами, чтобы угодить Богу? Живу в селении грешничем. Плаваю в житейском море, с кораблем потопляем грехи. Прошу подать мне руку помощи и к тихому пристанищу довести вашими добрыми наставлениями. Подписчик «Русского Инока» П-ой губ. *** Кланяюсь Вам и желаю совершенного процветания издаваемого вами журнала: «Русский Инок», который вполне удовлетворяет давно назревшей нужде и жажде духовного общения иноков. В журнале «Русский Инок» указываются верные прямые пути в царствие небесное, отцами святыми проверенные и пройденные на деле, — в образец всем ищущим спасения. Диакон Б. Цветков