 |
||
|
№34 (197) Июнь, 2005 БОГОСЛОВИЕ И ЖИЗНЬ. РАЗМЫШЛЕНИЯ. Василевский Дмитрий Когда человек живет в грехе, то мир его не замечает. Потому что такой человек как все. И мир любит его. Но стоит такому встать на путь исправления и добра, причем добра не избирательного (т. е. улыбаться всем, помогать всем, молиться за всех), как он начинает "резать" глаза миру. "Ишь, не таким как все хочет быть"!- кричат на него. И становится понятна любовь мира, какого качества она. "Если бы вы были от мира, мир любил бы вас", - говорил Христос. То есть мир любит человека в его греховности, серости со всем остальным. "И до тех пор, пока ты - как все, мы тебя любим",- говорит мир. И еще одна деталь. Беззакония грешника мир покрывает молчанием и "пониманием". Но когда христианин начинает своей добродетелью высвечивать уже беззакония мира, то последний смотрит на ошибки и промахи такого исправляющегося и всякого праведника через увеличительное стекло. Добро, им делаемое, уже не интересует, заметны только пятна! Но и здесь польза для праведника, а именно стимул, оглядываясь назад, не сожалеть об избранном тернистом пути. Став на правильный путь, он понял, из оков какой "любви" вырвался. Нужно, к оправданию человеческого рода, отметить, что в такой резкой смене отношения к праведникам повинны не только непосредственно сами люди, но главным образом демоны, которые подстрекают людей ко злу, и тем более к деланию зла тем, которые стали на путь, ведущий к святости. Ницше сказал как-то: "Христиане! Вы же спасенные люди, почему у вас мрачные лица?" Что ответить этому утонченному филологу и философу? В чем упрекнуть в свою очередь его? Наверно в том, что плохо прочитал Евангелие. А в нем не обратил внимания на многочисленные слова Христа о ненависти мира к Его последователям. "Мир вас будет ненавидеть", "в мире будете иметь скорбь", "…если хозяина дома назвали веельзевулом, не тем ли паче домашних его", "и будете ненавидимы всеми за имя Мое", "и будет время, что всякий убивающий вас, будет думать, что этим он служит Богу" и т. д. После этого позволительно будет спросить: если человек стал христианином, означает ли это, что он сразу же стал святым и бесстрастным? Но если святым и бесстрастным он не стал тотчас, то это же вовсе не означает, что мир подождет, пока он таким станет. Ненависть мира при подстрекательстве демонической силы обнаруживается сразу. Но теперь представьте себе реакцию несвятого и еще не очищенного от страстей христианина на эту ненависть и получается повод, по которому появилась на свет фраза Ницше. Впрочем, Ницше, воспитанный в протестантской среде, не мог знать о том, что на самом деле Христом мы спасены лишь потенциально. Нам дан залог вечной жизни, двери рая отверсты только для тех, кто захочет ими войти. И путь к этим вратам тернист и узок, по словам Христа. И потому не всякий крещенный может назвать себя спасенным, но лишь тот, кто пройдет весь трудный путь к горнему Иерусалиму до конца. Конечно, Ницше не мог не видеть противоречия между нравственной жизнью многих протестантов и декламируемым ими учением о собственной спасенности. Однако, вместо того, чтобы разобраться в этом противоречии, а не бросать упреки, Ницше избрал путь открытой ненависти к христианству. Ницше объявил, что "боги умерли" и сошел с ума. На нем буквально исполнились слова Писания: "рече безумец в сердце своем - несть бог". Есть у св. Иоанна Лествичника замечание о сердечной сухости и жесткости нрава, случающихся у подвизающегося христианина по временам. Но от того это и случается, что христианин борется со страстями и бывают периоды, когда душа покинута со всех сторон. И Богом и людьми. А вокруг только страсти восстают. Тогда, по попущению Божию, и случается сухость сердечная. У мирских и нецерковных людей, напротив, часть мы замечаем некий преизбыток доброты, и мягкости, и ласковости. Мы удивляемся: откуда это у них, когда они не познали Бога и не искореняют в себе страсти? Объяснение в часто прелестном состоянии этих людей. Не та истинная любовь и доброта, которая от них исходит. Ибо их доброта, пусть и не основана на греховных в прямом смысле источниках, но и не из духовных вытекает. Например, размягчение сердечное может происходить от вина, немного выпитого, от хорошей вести, от удачного материального предприятия, от обильной еды, после продолжительного голода, от вида любимого человека и т. д. Подвижник же добровольно лишает себя всех этих приятных и суетных удовольствий (впрочем, дозволительных христианину в миру) и тщится приобрести в сердце свое только любовь Христову, которая есть божественная благодать. Поэтому, когда Христос, по усмотрению Своему для пользы и смирения подвизающегося, затягивает пришествие благодатного мира в сердце, тогда подвижник, не подкрепляемый ни откуда, впадает в такую сердечную дебелость или сухость. Но уже, когда благодать приходит, ничто ее не отнимет у праведника - ни голод, ни отсутствие любимого лица, ни лишение сна, ни бедность. Ничто. Такая любовь имеет свойство обильно изливаться на окружающих и спасать, по словам св. Серафима Саровского, тысячи. Очень часто, защищая Истину человек примешивает свою страстность: гнев, раздражение, злобу. От этого, конечно, Истина не страдает, но страдает дело принятия этой Истины теми, к кому обращена ее апология. А мир "во зле лежащий" оправдывает свое нежелание принять Истину личными недостатками ее свидетеля. Но слава Богу и за таких свидетелей, а нам бы великодушия к их немощам. Часто ошибочно принимают за потребность в нормальной половой любви именно порочную склонность нашей падшей природы к полигамии. Мужчины претендуют на, якобы, даже большую склонность к этому, чем она есть у женщин, хотя с научной точки зрения этот именно момент до сих пор не нашел подтверждения. С христианской же т. зр. это и не может подтвердиться, ибо все, т.е. люди обоих полов, одинаково заражены грехом. Современные люди утратили понимание достоинства брака, не имеют сил, да и не хотят преодолевать только самые первые трудности совместной жизни. И уже спешат разводиться, спешат найти нового партнера. Ныне "партнерство" сменило супружество. До ныне Ветхий Завет не уступил в нас место Новому. Христианская тайна брака для большинства (даже христиан) трудно вместима. Главное в нем - это возрастание в любви ко Христу. Конечно, и друг ко другу. Однако, если один из супругов утрачивает любовь к другому, это отнюдь не мешает тому другому достигать главной цели брака - любви к Богу, которая в общем-то и должна пройти через испытания. Поэтому нелюбовь в браке - не есть причина для развода, кроме тех случаев, когда нелюбовь простирается до грани измены. Но нелюбовь без измены может явиться еще более гнетущим испытанием, чем просто факт измены. Святые отцы были живыми людьми и вполне возможно предположить, что многие из них испытали в свое время ощущения половой любви. Но в своих писаниях они почти всегда предпочитали подчеркивать утилитарный смысл брака. Иоанн Златоуст, как и ап. Павел подчеркивает ценность брака в первую очередь как средства против соблазнов нецеломудренного поведения. О том, что перед женитьбой нужно испытывать хоть какое-нибудь любовное влечение к избраннице, у него нет ни слова. Также и прочие отцы. В чем причина? Думаю, не только в том, что св. отцы были монахи. Дело скорее в богословской ответственности за то слово, которое они говорили или писали. Отцы знали, что естественным образом, желающие вступать в брак, будут руководствоваться любовной симпатией при выборе супруга. Отцы также знали, сколько из-за любви (или нелюбви) случается разводов и семейных трагедий. Поэтому они и не подчеркивали роль любви в браке, зная, насколько это субъективный предмет для обсуждения, насколько он изменчивый, непредсказуемый и трудноопределимый, когда сюда примешивается действие демонических сил, желающих подвигнуть супругов к измене. Отцы сосредотачивали внимание на более стабильных факторах, базирующих брак - единая христианская вера, желание целомудренной жизни, рождение и воспитание детей, поддержка друг друга по жизни, взаимная верность и проч. Если все это присутствует, то значит "все слава Богу". А что касается любви, то отцы знали, насколько это привязывает сердце, и что дьявол будет иметь хорошую возможность при случае воспользоваться этим слабым местом, чтобы отвратить так или иначе христианского супруга от Бога. В Ветхом Завете сказано: "не отдавай жене сердца своего". Думается, что и дух христианского Предания остается суров к любви. Хотя, в общем, к половой любви христианство равнодушно, ибо она не приближает к Богу, но при правильном и трезвом подходе и не удаляет от Бога. Суровость же нужна для того, чтобы предостеречь христиан от того великого соблазна, в который эта любовь может ввергнуть. Попсовая музыка, телевидение, фильмы, радио, толкотня и суета больших городов, шумные собрания со смехом и анекдотами отнимают нас у нас самих. Да, мы теряем себя, отказывая себе в удовольствии побыть наедине со своими мыслями, чувствами, впечатлениями. Мы не перерабатываем должным образом информацию, которая скапливается внутри, в тайниках сердца и подсознания и поэтому страдаем, раздражаемся, пребываем в постоянной неудовлетворенности, всегда в потере своей индивидуальности. Отсюда стрессы, взаимная жестокость, ибо раньше люди больше общались друг с другом, сидя вечерами у камина или за столом. Тогда лучше проникали во внутренний мир другого, не были так отчуждены. А сейчас у телевизора сидим, смотрим и молчим. Или бросаем быстрые и короткие реплики. Мы не всматриваемся в самих себя, друг в друга, не видим человека в человеке. Скользим по жизни, не углубляясь, не успев пропустить через всего себя не то что незначительное, даже значительное событие, чужое слово, идею. Энергичный человек - это одно, а страстный другое. Есть люди не страстные, но энергичные. Хуже бывает, когда эти два качества объединяются. Фанатизм - это нетерпимость , нелюбовь, поэтому он не может проистекать из чистой ревности о славе Божией, которая есть следствие любви к Богу. Ибо, кто любит Бога, тот любит и людей. Такую последовательность указал и Христос в двух Своих главнейших заповедях в ответ искушавшему Его книжнику. Тоже и ап. Иоанн пишет в послании: как можете любить Бога, которого видите, если ненавидите брата своего, которого видите. Нетерпимые к чужим заблуждениям как могут любить Бога? Для каждого отдельно взятого человека прожить жизнь не зря - значит прожить ее в меру собственного призвания. Но покрывает все индивидуальные призвания одно обязательное для всех - воцерковление своей жизни и стяжание благодати в послушании Богу. Мера духовной работы над собой для тех, кои не достигли идеала святости в земной жизни, а это относится к большинству из нас, есть мера покаяния. Господь примет любого грешника, но раскаявшегося. Но покаяния без благодатной помощи тоже не бывает. А для того, чтобы эту помощь Господь послал, необходимо иметь некий залог добрых дел, ради которых такая помощь свыше посылается. Если в протестантское богословие ХХ века вставить концепт Церкви, то оно обретет жизнь, перестанет быть мертвой схемой, путем без цели и без надежды. Это богословие очень верно указует на духовные болевые точки современной культуры. Но это богословие без перспективы, без ориентира. Таким только протестантское богословие и может быть, ведь протестант уже спасен, его духу чужда динамика святости. Потому и пресно их богословие. Для протестанта важна вера, акт которой гарантирует ему спасение, и он может говорить о "динамике веры" (Тиллих). Но ведь вера это благодатный дар. А благодать не войдет в неочищенную душу. Вера стяжевается нашей борьбой со страстями и стяжевается всю жизнь. Поэтому не может быть динамики веры без динамики святости. Творческая способность человека наиболее раскрывается в молитве, настоящей молитве, каждодневной. В этом проявляется справедливость Божия, ибо для такого творчества не нужно рождаться гением; это творчество - для всех. В русском роке почти сплошь присутствует метафизический поиск. В западном его уже нет. А бунт (рок это всегда бунт) ради бунта это разгул гедонистической морали и вседозвола. Отсюда прямой путь к сатанизму, восхвалению демонических сил. И на самом деле, по паре песен на такую тематику не редкость встретить в репертуаре самых известных западных групп. Чем больше христианин стяжевает благодати, тем больше, при потере ее, углубляется в страсти, чтобы притупить боль и таким парадоксальным образом получить такую же силу наслаждения (только уже греховного), которое раньше доставляла благодать. Тот, кто в молодости блудил, не может рассчитывать, что его семейная жизнь сложится благополучно. Особенно, если это христианин по воспитанию, с развитым, следовательно, нравственным сознанием и чуткой совестью. Тем сильней будет его бить Бог (вразумляя тем самым), с одной стороны. И тем сложнее будет ему, при дальнейшем упорном грехе, приглушить совесть, чтобы получать наслаждение. У отчаянных же блудников и грешников не действует Бог в душе (умершей для такого действия) и они радуются своему мрачному настроению духа, греша дальше. Участь их за порогом смерти предрешена. Спид может победить только благодать. Это действует как 2+2=4. Благодать может победить и любую другую неизлечимую болезнь, но то будет чудом. В случае же со спидом, это не будет в прямом смысле чудом, это будет естественным развитием истории болезни. Ибо тот, кто стяжевает благодать, проходит испытание аскезой: молитвой и постом, духовно-нравственным подвигом. А спид есть наказание за безнравственность, нравственный человек никогда не сможет им заболеть. Следовательно тот, кто им заболел, но уцеломудрился через подвиг и стяжал в свою меру благодать, утрачивает в своем организме всякую почву для развития спида. Всякая другая болезнь имеет, кроме духовных, также физиологические основания для своего развития в организме. Но спид имеет только идейные, моральные основания. Спид - это итог развития болезни духа. Есть при московских храмах реабилитационные центры, где зафиксированы случаи как полноценная церковная жизнь, молитва и пост исцеляли спид. Только самое первейшее и высокое призвание человека - к богоуподоблению и святости, если ему отдаться всеми силами души, способно отбросить без тени всякого сожаления любые прочие человеческие призвания земного плана, какими бы исключительными они ни были. Если подвизаться очень скромно, т. е. умеренно, то второстепенное призвание действительно просит своего осуществления. Но на путях святости человек устремляется только к одному - стяжанию благодати в ее чрезвычайных проявлениях и забывает обо всем. Чем на более высокую ступень нравствственно-аскетической жизни станет христианин, тем сильнее по попущению Божию в нем начнут действовать страсти, дабы, борясь с ними, подвижник не впадал в духовную праздность и лень и простирался все время вперед, совершенствуясь в уподоблении себя Богу. Но если подвижник-христианин по невнимательности, или лени, или от изнеможения и усталости уступит действию страсти (особенно блудной), то очень стремительно может истощить в себе накопленный временем духовный потенциал. Воспоминания о любви Божией и силе благодати, питавшей его душу, а также сильнейший контраст между состоянием опустошенности после падения и состоянием духовного восторга до падения, подталкивают подвижника опуститься в бездну греховных и постыдных услаждений. Ибо моментально восстают после падения и, покаявшись, находят в себе силы с прежним рвением подвизаться о возвращении благодати, немногие. Состояние после падения - страшное для души подвижника, ибо он рискует стать марионеткой в дьявольских руках. Думается, такие случаи имел в виду св. Исаак Сирин, когда писал, что после падения греховного монах пусть ест и пьет, сколько хочет, но только не выходит из келии. Ибо дьявольская хитрость сразу же тщится ввергнуть павшего подвижника, вышедшего в мир, в сети блуда. А павший христианин мало склонен сопротивляться этому. Есть люди полностью светские, но по глазам которых видно, что душа их сподобилась Божьего посещения. В этих глазах видна неудовлетворенность, они горят ненормальным светом в том смысле, что человек ощущает и понимает, что в нем не все в норме. Что его жизнь идет не в том направлении, в котором должна идти. А это благодатная почва, в которую Господь уже скоро сможет посеять слово благой Своей вести. Христианство в числе прочего другого отличается от всех остальных религий тем, что оно говорит человеку. А именно, что его состояние уже от рождения не в норме, что оно неестественно. Греховно. Несет в зародыше противоборство плоти и духа, доброго и злого. Осознание этого есть начало покаяния и возвращения души к Богу. От самого рождения человек призван возвратиться к Богу. Через призму своей любви к Регине Кьеркегор узрел иную Любовь, предвосхитил, предугадал силами души то блаженство, которое нельзя даже сопоставить с радостью половой любви. Но он только предвосхитил, в какой-то мере пережил прикосновение небесной Любви, но стать на путь, ведущий к ней, Кьеркегор не смог. Протестантизм не знает этого пути. Пути к божественной Любви, к мистической, духовной между Богом и человеком. Кьеркегор имел монашеское призвание. Основные философские вопросы Кьеркегора следующие: "Где я?", "что значит сказать "мир"?", "кто заманил меня сюда и покинул здесь?", "кто я?". Так может спрашивать христианин, перед которым закрылось Небо. Перед протестантизмом закрылось Небо…!? Философская праксиология (учение о практической активности нашего духа, целеполагании и действенности человека) есть нечто неуловимое, неосязаемое, такое же в полной мере абстрактное, как и любой другой раздел философии. По существу праксиология возможна только в богословии, т. е. в религии. В чуде изгнания беса из отрока, которого не могли исцелить ученики, проповедники обращается внимание верующих главным образом на то, сто против демонической силы первейшее оружие у нас - молитва и пост. Это так. Хотелось бы еще выделить один аспект. Перед тем, как сказать про молитву и пост, Господь на недоумение учеников по поводу того, что они не смогли изгнать беса, упрекает их в неверии. "Ибо истинно говорю вам, что если будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: перейди отсюда туда, и она перейдет; и ничего не будет невозможного для вас" (Мф. 17, 20). И после этого Господь говорит о молитве и посте. Очень часто и красиво говорят некоторые философы и протестантские богословы о приближении к Богу, о высшей Истине, о добродетелях. Но путь не указывают, хотя философия имеет раздел этики и праксиологии, а протестантизм является как-никак вообще религией. Но ни в первом, ни во втором случае путь, ведущий к соединению с Богом, не указывается. А вот в словах Христа все сказано очень просто: хотите иметь веру - молитесь и поститесь. Ведь ясно же, всего два слова. И молитву Господь дал - "Отче наш", и сам молился и постился. То есть своим примером указал путь. Нужно было Господу укрепить Свою человеческую немощь перед выходом на служение роду человеческому, Он совершает 40-дневный пост. Трудно было Ему в предсмертный час, Он молится небесному Отцу о миновании чаши страданий. Вот путь указан. Какой путь укажут мне философы, претендующие быть поводырями рода человеческого? Какой путь укажет мне восхваляемая ныне протестантская теология ХХ века? Да и не стремится последняя к этому, ибо протестант уже спасен, уже свят - через акт веры. Но ведь к вере, настоящей вере путь указан Христом. Это молитва и пост; они укрепляют веру, ибо помогают стяжать благодать Божию, ощутить в себе Его присутствие. А протестанты отвергают молитву и пост как средства спасительные, ибо их спасает акт веры. Абсурд! Когда хотят оправдать свое неверие, или нецерковность, или аморальное поведение, то ссылаются часто на то, что главное быть просто порядочным человеком. То есть не подличать, не обманывать, не воровать, не убивать и т. д. Но такая вот внешняя только порядочность открывает шлюзы души для горделивой самооценки и закрывает доступ благодати к такому сердцу, той благодати, которая может подвигнуть и размягчить сердце к покаянию. Это, во-первых. Во-вторых, "в чем каяться, - думает такой праведник, - ведь вроде бы все в порядке с моей нравственностью". Не хочу сказать, что воры и убийцы ближе стоят к Богу, но эти виды порока грубы сами по себе, они почти всегда (за исключением маниакальных состояний) ощутимо тяготят совесть человека, подвигают его трезво оценивать себя как негодяя, нечестивца, нечеловека. А уже такая самооценка открывает сердце для содействия благодати воле человека на пути к покаянию и следовательно исправлению жизни. Действительно, в тюрьмах многие обращаются к Богу и есть случаи, что даже уходят в монастырь. Конечно, речь не о том, что эти тяжкие грехи нужно совершить, чтобы покаяться. Такой риск самоубийственен для души, ибо будет уже совершенно сознательным греховным актом. Да и где гарантия, что при таком намерении Бог даст благодать и силы к покаянию? Все же, посмотрите на самовлюбленных кумиров толпы - певцов, актеров, спортсменов и т. д. Им покаяние, в основной своей массе, не нужно, ибо они называют себя порядочными людьми. Такая самооценка надмевает и отгоняет от сердца благодать. Еще более отгоняет ее то, что они сами из себя сотворили кумиров. Зачем им Бог, если им самим поклоняются миллионы? СМИ создали сегодня невиданные ранее по размаху возможности для сотворения за кратчайшие сроки из обычного грешника кумира для толпы. Сладкое и обманчивое воззвание дьявола первому человеку "будете как боги" до сих пор увлекает умы и сердца людей, развивая страсть гордости до ее высочайшей степени. Духовная жизнь не терпит статики. Никого из нас заставляют стоять на столпе или молиться три тысячи дней и ночей на камне. Для каждого в отдельности христианина есть своя мера духовного подвига, но в эту меру он должен постоянно двигаться вперед, пускай даже еле заметными шажками. Духовная жизнь не должна превращаться в жевание жвачки, не должна застывать. Необходимо постоянно преодолевать греховные преграды, стремиться вперед. Нельзя оглядываться назад тому, кто возложил руку на плуг. В этих словах Христа сокрыт некий таинственный закон духовной жизни. Это не просто педагогическое и моральное предостережение. Чем ближе христианин к Богу, тем меньше в нем действует потребность в любви половой. Но что делать тем, кто еще не прилепился совершенно к Богу и успел пострадать от невзаимной любви? Помнить одно, что страдания делают нас ближе Христу, они позволяют Богу действеннее укреплять нас благодатью и радовать несказанной радостью. Путь страданий завещан Христом, поэтому нет самодовлеющей радости здесь на земле, кроме духовной, Христовой, и рискует всякий, кто хочет полностью положиться на счастье половой любви. Тем более, что успех в ней зависит от обоих. А здесь на земле возлагать абсолютные надежды на кого-то другого опрометчиво. Ведь в самих себе мы часто не уверены. Бог может скрывать до времени от не уверовавшего человека, что любовь, которую тот имеет в себе, от Бога даруется. Бог дает любовь за какие-то добрые дела, за милостыню, за целомудрие, за честность. Такая любовь имеет латентные корни (т. е. скрытые), до времени остается не выявленной. Но когда Бог открывается в акте веры человеку, то открывается и источник любви, доселе насыщавший душу. Тогда начинается борьба за любовь, человек должен отстоять у демонов право иметь Божественную любовь в себе. Должен подъять подвиг. Часто будет казаться, что любовь после обращения к Богу, напротив, утерялась, что душа стала жесткой. Но это лишь временные испытания. Благодать, которая и есть источник любви, временами скрывается, чтобы испытать решимость человека служить Богу. Но после испытания и награда бывает больше. Также благодать может скрыться, чтобы душа стяжала смирение. Или по другим причинам, ведомым Богу. Так или иначе, Бог показывает, что любовь нам не принадлежит, она нам дана по Его великой милости. Богословское творчество не может ни в каком смысле быть самоцелью, самоценностью. Не может быть идолом, которому, как, например, искусству, позабыв про весь мир, может служить человек. Напротив, чтобы богословствовать, нужно отрешиться от всех идолов и прилепиться к Богу. И когда Бог даст стяжать духовный опыт и просветит разум, тогда и возможно богословствовать. А вот искусство очень быстро может стать для человека идолом, для служения ему нет прямой необходимости вести духовно-нравственный образ жизни. В этом случае искусство вытягивает жизненные соки из своего служителя, что может перерасти в медленное самоубийство. В романе "Творчество" Э. Золя показано как такое неразумное служение искусству может подвести к прямому самоубийству. Забыть о Боге тому, кто познал Его однажды, и жаждать счастливой, полной, взаимной и на всю жизнь половой любви, значит, желать прочно обосноваться на земле и забыть о Боге. Таких Господь вразумляет горьким испытанием. Богословские прозрения зиждутся на личном опыте, главным образом. Поэтому призванный богословствовать христианин тянется к подвижничеству и, как к идеалу последнего, к монашеству, как к возможности, дающей глубже проникнуть в себя, в закономерности бытия духовно-душевного мира человека. Неочищенный от страстей человек всегда склонен видеть смысл свого существования в любви или привязанности к посюсторонним вещам. В любви к женщине, к детям, в карьере, в деньгах, в творческой реализации, в страстной привычке ( курении, вине, блуде) и т. д. Таков закон существования падшего естества, склонного создавать для себя идолов. Только, став на путь очищения от страстей и найдя практически, т. е. через стяжание благодати в сердце, что смысл жизни в Боге и в обретении посмертного райского блаженного состояния в соединении с Ним, человек начинает освобождаться от идольского пленения, в котором пребывал. Освобождается от страстей несвойственных естеству, как то курение, пьянство, наркомания и проч. А тем склонностям, которые свойственны естеству, как то влечение к противоположному полу, стремление к профессиональной реализации, потребности в дружеской привязанности и т. д. не дает также перейти ту меру, после которой сердце теряет над собой духовный контроль и страстно привязывается к женщине, к детям, к другу или к работе. Хорошая, целомудренная жена чаще всего не даруется человеку грешному и порочному, который не желает духовно исправляться. Ибо его свободная воля, утвердившаяся во зле, будет тяготиться образом жизни благочестивой супруги. Впрочем, случается, что по Промыслу Божию благочестивые жены даруются таким мужьям. Настоящая любовь рождается, когда иссякает страстность, в частности страстность молодости. Такая любовь бывает часто с той женщиной, к которой мы не имеем сначала той возвышенной и страстной любви. Той любви, которую переживаем в молодости и которая овладевает нами с первого взгляда. Настоящая любовь вырастает на полнейшем духовном и душевном (только духовного консенсуса недостаточно, важна психологическая совместимость ) согласии. На, духовно понимаемом, подчинении жены мужу, на обоюдной жалостливости и заботе, взаимопомощи, на внимании и стремлении предупредить малейшие желания или неудовольствия друг друга. Основанием этому бывает вера Христова, научающая самопожертвованию и делающая супругов единомысленными. Единомыслие же приводит к единодушию. Такая любовь во Христе тиха и неволнительна, в отличие от страстной юношеской. Впрочем, за этой последней я не отрицаю искренности и серьезности чувств, но сомневаюсь в их прочности. Для того, кто поверил в Бога и избрал Его своей единственной целью и смыслом, Бог становится Отцом, Защитником и Покровителем. Человек начинает жить по совершенно особым законам, законам Божьим. Поэтому, когда он отходит от следования Божественному закону, то ему посылаются скорби, как верный знак богооставленности. В жизни каждого человека в данном случае происходит все также как это было в жизни народа Израильского во времена ветхозаветные. Израильтяне процветали тогда только, когда оставались верны Богу. Если же духовно блудодействовали, то лишались вместе с покровительством Божьим всего, и внешней свободы, и территорий, и благосостояния. И до сих пор, несмотря на то, что отдельные еврейские диаспоры благоденствуют, в целом бич Божий по временам обрушивается на отступивший от него народ. Пошлость губит, убивает любовь. Даже самую сильную, самую искреннюю. Впрочем, такая любовь меньше всего подпускает к себе пошлость. Но от падения не застрахован никто. Страсть пьянства, как и других страстей, врачуется полнотой церковной жизни, которая заполняет пустоту жизни душевной, принося полноту духовной радости. Душа перестает скучать, ей уже незачем пить от скуки и неудовлетворенности. Этим, т. е. насыщением освободившегося от страстей душевного пространства благодатью, пресекается сам корень порока. Остается лишь побороть привычку телесной природы. Но это уже легче, ибо всякий, даже телесный, грех коренится, главным образом, в душе. Заметьте, что даже кушаем мы часто не по причине голода, но потому что душе скучно и она желает себя чем-нибудь развлечь. Человек не может не осуждать, если он не любит. Это не в его силах, ибо только любовь дает силы покрывать снисхождением человеческие немощи. Но любовь дается от Бога. Даже та доброта природная, которой в той или иной мере наделены все люди от рождения, и она дана Богом. Как и в Писании сказано: "Без Мене не можете творити ничесоже". Поэтому никакое доброе дело, или мысль, или слово исходящие от человека, пусть светского и не искоренившего страсти, и значит не стяжавшего благодать, не есть его заслуга. Его врожденная доброта есть тот залог Божьей любви, благодати, который даруется каждому без трудов, но который каждый призван приумножить в меру сил и духовного призвания. Истинное мужество и героизм - смирение. Много ли смирившихся? Единицы на поколения. А сколько гениальных поэтов, художников, композиторов, выдающихся ученых? Сколько героев, жертвовавших ради торжества мира, прав человека, общественной справедливости, независимости родной страны, жизнью? Таких тысячи. Нужно находить независимый источник радости. А он только в Боге. Естественная радость от успехов в работе, учебе, какой-то другой деятельности, радость взаимной любви и проч. очень непрочна и кратковременна. Во-первых, потому, что мы всегда рискуем потерять здоровье и лишиться профессиональных успехов, или потерять материальное состояние и лишиться любезного внимания окружающих, или потерять красоту лица и лишиться любви тех, кого мы любим и проч. Во-вторых, такая радость не самодостаточна. Она никогда не удовлетворит до конца душу человеческую, по природе христианку, призванную к другой, небесной радости и непреходящему блаженству. Христос говорил, что пришел не для того, чтобы Ему послужили, но чтобы самому послужить людям и отдать душу для искупления многих. Епископы и священники носят образ служения Христова, однако как редко встречаем мы среди них тех, которые действительно соответствует этому образу. Мы не видим в носящих сан не только жертвенного служения ближнему, но и присутствия понимания того, что именно к такому служению они призваны. Чем выше христианин возрастает в духовном отношении, тем ниже падает в отношении нравственном, если ниспадает с достигнутой духовной высоты. По меньшей мере, возвращается на тот уровень греховного состояния, с которого начал свое духовное восхождение. Здесь тайна духовной жизни. У того, кто невнимательно относится к предметам материального мира, просто к бытовым вещам, не аккуратен с ними, в руках которого они постоянно ломаются, у такого человека хаос в душе. Духовный хаос. Западное развитое индустриальное общество есть общество потребления. Всевозрастающая степень комфорта и материального достатка приводит к постоянному преждевременному обновлению вещей материального быта. Вещи вполне добротные, но по мере их усовершенствования на предприятиях кажущиеся якобы уже устаревшими, выбрасываются из домов. Заменяются более совершенными. Это грех. Это сигнал о духовной ненормальности западного общества. Сейчас богословие нужно выстраивать как непрерывный диалог с мировоззренческо-категориальными подходами современных философских направлений - феноменологии, персонализма, экзестенциальной герменевтики, философской антропологии и др. Этот диалог должен предполагать позитивную критику этих направлений постклассической философии, которая во многих своих интуициях и прозрениях близка к христианской онтологии и антропологии. То есть богословие должно предложить свое решение и видение тех вопросов, которые поднимаются в современной философии и культуре. Характерной особенностью Нового времени явилось то, что философы, начиная с Декарта, исходят не из бытия Божия, не из Откровения, не из доказательства бытия Божия хотя бы, отталкиваясь в этом от подходов латинских богословов, а из сознания, из Я. В философском проблемном поле центральное место занимает Я, сознание, разум, личность. Но ведь человеческая природа заражена грехом, она требует исцеления. Человеческое Я должно пройти через аскетический подвиг, приобрести мистический опыт. Тогда лишь возможно из опыта такого духовного самопознания, из глубин возрожденного духа черпать истинное познание о мире, о месте человека в мире, о сути подлинного человеческого существования. Необходим подвиг веры в Божью спасительную помощь, нужно смиренное осознание своей испорченности и греховности. Требуется подвиг веры в Откровение. Новое время как раз веру и отбросило. Мысль Декарта искать истину в ветхом, невозрожденном благодатью человеке с помощью только разума есть органическое продолжение мировоззренческой парадигмы эпохи Возрождения или Ренессанса. То есть, по сути, языческой установки. Таким образом, с самого начала развитие новоевропейской философии было обусловлено возвращением к трудам языческих греческих и латинских философов, отторгая огромный пласт католической богословской мысли, не говоря уже о византийских отцах Церкви, наследие которых становилось, кстати, все более известным Западу через бежавших туда после падения Константинополя византийских ученых и монахов. Новоевропейскую философию пронизал дух горделивого, самостоятельного искания истины. Поиск ее в познавательных структурах неисцеленного от греха человеческого разума и через этот разум. Но, если для язычников свободный философский поиск был единственным средством их вопрошания о мире, ибо учение об истинном Боге открыто им не было, то Европа Нового времени, возвращаясь к языческим мировоззренческим установкам, отрекалась от духовного наследия христианства. Это наследие стало ей не нужным. Впрочем, следует отдать должное Католической Церкви, которой почти всегда было свойственно навязывать религиозное мировоззрение чуть ли не силой и этим отталкивать от себя многих, действительно, искренне ищущих людей. К тому времени Католицизм уже достаточно себя морально дискредитировал. Светской жизнью епископов, пышностью папского двора, кровавыми переворотами в Ватикане, связанными с борьбой за папский престол, инквизицией. Думаю, что и своей прелестной духовностью, ложь которой людьми с развитой религиозной интуицией не может не чувствоваться. Эти неверные духовные установки привели к бессилию Католицизма противостоять процессам секуляризации в Европе и возрождению языческих антропоцентрических установок в культуре. Потому так случилось, что секуляризация сначала проникла в само церковное тело Католицизма. Стала разъедать его изнутри. Церковь является закваской общества. Но, если перестает ей быть, то обществу не откуда освящаться, облагодатствоваться. В тексте Св. Писания сказано, что "время начаться суду с дома Божия". Так и получается, что отход всего общества от Божественных законов начинается с отхода от них самих Божьих служителей, с духовного отступления внутри церковного Тела здесь на земле. Секуляризация ветхозаветного еврейского сознания погубила Иерусалим. Секуляризация внутри Православной Церкви в Византийской империи погубила Константинополь. Секуляризация внутри Католической Церкви повлекла секуляризацию культуры и общественной жизни Европы. Секуляризация внутри Российской Греко-Православной Церкви не остановила обмирщения религиозного народного сознания. В итоге судом Божиим стала революция 1917 года. Время начаться суду с дома Божия. Смиренный всех любит. Но когда теряет это свойство души из-за грехов, то с изумлением думает, как мог прежде любить тех, к кому сейчас способен относиться только с неприязнью. Часто так происходит с детьми, у которых душа еще не искажена грехом, но по мере взросления теряет свою первоначальную простоту и становится страстной, не уберегаясь от греха, усилием воли к добру. По-настоящему понимаешь свою немощь и других людей, общую всем человекам природу, когда становишься на путь аскетического делания в поиске божественной благодати. В битвах за нее, в борениях со страстями, сила которых вдруг возрастает с огромной интенсивностью, в непрерывных падениях и восстаниях христианин приучается снисходить и к греховным слабостям своих братьев. Почти все люди, кроме великих святых, имеют страсти и многие живут исключительно ими. Заберите их любимую страсть, и им скучно станет жить, а иные скажут, что и незачем. Случается, что, проходя мимо нищего, мы находимся в борении между христианским долгом подать просящему и скупостью, ленью порыться в карманах или ложным стыдом перед прохожими, которые принимают нас за обманутых чьим-то шарлатанством. И все же, не решившись подать, мы оправдываемся, что вот, мол, с некоторого времени, в некотором будущем мы решительно исправимся, сделаем духовный рывок вперед и уж тогда не только всем просящим подавать будем, но и во всех остальных делах станем образцовыми христианами. Только немножко еще подождать следует. Ждет такой христианин вдохновения на подвиг и бывает, что проходят годы. Некоторые христиане страдают такого рода максимализмом, что свое намерение по-настоящему и серьезно служить Богу хотят начать непременно с большого подвига. А если у них не хватает сил решиться на это или, уже начав, они ослабевают, то оставляют вовсе многие христианские обязанности, как, например, регулярное посещение богослужений, пост, любовное снисхождение к окружающим, милостыню и т. д. Господь не требует от нас сразу какого-то большого подвига. Конечно, это не плохо одним махом решиться начать борьбу со страстями, но не у каждого имеется столько духовной воли. Решительно и сразу переломить себя дано не каждому. Лучше всего постепенно увеличивать духовную нагрузку, начинать с малых подвигов, которые заключаются уже в том, чтобы неукоснительно выполнять обязанности, требуемые от любого христианина. Когда же в этом будет достигнуто преуспеяние, тогда возможно перейти и к большему подвигу. Этот переход становится уже естественным и органичным. Экзистенциализм совпадает с христианством в том, что уделяет предельное внимание свободе человека, считая, что в каждое мгновение жизни человек делает выбор, создает себя. Человеку никуда не уйти от свободы, несмотря на детерминированность социально-экономических отношений, на историческую, языковую, телесную обусловливаемость. Никогда не совпадая с тем, "что сделали из него", человек у Сартра есть то, что он сам делает из того, что сделали с ним. Это прозрение экзистенциализма как нельзя более требуется нашему времени, когда человек находится в социальных тисках, страдает от угрюмости большого города и своего тотального одиночества в нем. Страдает от того, что ускоренные темпы развития современной цивилизации сделали человека средством, а не целью. Развитое индустриальное сообщество манипулирует сознанием человека, который утрачивает свою целостность. В большом городе человек отрывается от природы, от естественной простоты человеческих взаимоотношений, он утрачивает сам себя. Ему необходимо осознание того, что человеческая сущность уникальна, неразложима, что она есть основа мироздания. Человек должен быть научен тому, что он свободен, что никакой социум не способен забрать его свободу. Христианское прозрение экзистенциализма в том, что сам человек - "непосредственная основа всех вещей" (Ясперс). Экзистенциализм уловил в человеке черты образа Божия, а именно свободу и разум, уловил предназначение человека, данное Богом и состоящей в ответственности за мир и все, происходящее в нем (Сартр). А также то, что человек - "непосредственная основа всех вещей", что он находит в себе то, что он не находит нигде в мире: "Нечто непознаваемое, недоказуемое, всегда непредметное, нечто ускользающее от всякой исследовательской науки" (Ясперс). Православному богословию, нашей церковной науке особенно в нынешнюю эпоху следует со вниманием отнестись к достижениям и другого мощного философского течения ХХ века - герменевтике. Главным образом, позаимствовать ее методологическую и исследовательскую парадигму. Богословские диссертации в Духовных Академиях, как до революции, так и теперь пишутся исходя из устаревшей и неработающей сейчас герменевтической позиции. Называется она романтической и характеризуется как "тип реконструкции", т. е. стремится воспроизвести, повторить первоначальный процесс. Если воспользоваться известной метафорой "герменевтического треугольника", то отношения, возникающие между автором, текстом и интерпретатором, можно изобразить следующим образом: АвторЮТекстЮИнтерпретатор. Так вот, романтическая герменевтика акцентирует свое внимание на связке АвторЮ Текст и полагает, что можно добиться адекватного понимания, реконструировав первоначальный процесс. Именно в этом стиле русские богословы исследовали и до сих пор исследуют учение какого-либо святого отца в своих диссертациях, т. е. попросту пересказывают, систематизируя, по ходу, мысли автора по различным богословским отделам или вопросам. Второй тип герменевтики - называется современная и центрируется на связке ТекстЮИнтерпретатор. Здесь анализируется смысл применительно к ситуации интерпретатора. Понимание достигается в этом случае посредством актуализации, или интеграции, поэтому этот тип герменевтики характеризуется как "тип интеграции" (Гадамер). Именно этот тип следует взять богословам на вооружение. Например, исследуя учение святого отца, следует соотносить его с нынешней духовно-нравственной ситуацией в мире, с достижениями и поисками философии, с тревогами и кризисами культуры и цивилизации. Не стоит делать богословие мертвым грузом. Ведь сами св. отцы интерпретировали Священное Писание, исходя из второго типа герменевтики, их богословие было живым мышлением. Свят. Иоанн Златоуст толковал Евангелие применительно к нравственным недугам своего времени. Он не проповедовал так абстрактно, как нынешние проповедники, боящиеся не понравиться толпе. Он бичевал современный театр, распущенность нравов и внешнего вида христиан. А часто ли мы от наших иерархов и батюшек слышим слово, приправленное солью? Слово обличения нынешней моды, нравов, массового искусства, критику антиобщественных и антирелигиозных действий правительства, или, напротив, недостаточность его деятельности на благо общества и церковного народа? Не слишком ли Церковь увлеклась дипломатией? Или лицемерием? Отцы потому богословствовали актуально, что богословствовали искренно, не лукавствуя, не угождая духу времени. Впрочем, речь идет не о противопоставлении двух типов герменевтического анализа, а скорее, о взаимодополнительности двух стратегий. Не следует думать, что после прекращения соборной эпохи, во время которой было выработано основное догматическое наследие Церкви, богословская мысль последующих веков должна превратиться в школьное богословие. И живое богословское вопрошание должна сменить лишь богословская работа по систематизации святоотеческой мысли по различным отделам и дисциплинам. Нет, каждая эпоха ставит перед верующим разумом все новые задачи. Конечно, для их решения не нужно принципиально новых откровений, это должно происходить в духе правильного понимания и истолкования Священного Писания и наследия отцов и святых соборов. Но такой подход есть также творческий процесс, процесс как духовного, так и интеллектуального творчества. То есть здесь также требуется богословское вдохновение. Богословию всегда свойственна внутренняя динамика. В Русской Церкви в основном занимались школьным богословием. Русская живая богословская мысль, начавшись, как и полагается ей в монастырях (свв. Иосиф Волоцкий, Нил Сорский, Паисий Величковский, оптинские старцы, Тихон Задонский, Игнатий Брянчанинов, Феофан Затворник, Филарет Московский и др.), т. е. начавшись с аскетического богословия, только еще начинала давать жизнь рациональному дискурсу богословствования, но тоже живого и творческого. Этот дискурс был востребован вызовами секулярной эпохи. Основным направлением здесь было апологетическое - полемика с инославием, деизмом, эволюционизмом, марксизмом, кантианством и проч. Внимательно исследовалось святоотеческое богословие и духовное наследие Церкви. По ходу этой работы русские богословы входили в контекст культуры, философской мысли. Их мышление только начинало приучаться мыслить системно, строго. Приобреталась философская культура мысли. Поэтому сочинения богословов еще были наполовину ученическими, подражательными, творчески не вполне самостоятельными, т. е. не оригинальными. Были, конечно, исключения. Например, работы по антропологии Несмелова, ряд сочинений Хомякова, митр. Антония Храповицкого, также множество статей в церковных журналах. Многие богословские задачи были исполнены русской философской мыслью. Почему именно ей? Наверно, потому, что эта мысль чувствовала себя намного более свободной в царской России. Над богословием же висел гнет цензуры. Также не было непосредственной преемственности, живого примера православного богословствования. Прошел не один век после падения Византийской империи и вплоть до ХХ века в Православной Греции, да и вообще нигде, православная богословская мысль не развивалась. Поэтому русские богословы учились в семинариях по католическим и протестантским учебникам. Богатое наследие святоотеческой мысли лежало под спудом, в ХIХ веке только начинается интенсивная переводческая деятельность. Всю эту работу сорвала революция. Эмигрировавшие на Запад богословы не смогли создать школы в отрыве от национальной почвы. Да и во многом они сами продолжили ту же исследовательскую, систематизаторскую работу. Они не смогли сосредоточиться на оригинальной разработке богословской проблематики, хотя и могли бы. Например, В.Лосский, прот. Г. Флоровский и др. В нынешнее время, когда Церковь в России имеет свободу внешнюю, когда и внутри Церкви поощряется свобода мысли, а также при условии интенсивного усвоения всего накопленного западной культурой, от изучения богатств которой мы были на 70 лет оторваны, только при этих условиях и только сейчас возможно возобновление прерванного развития русской богословской мысли. Русское богословие действительно способно дать своевременный достойный и творческий ответ вызовам как инославного мира, так и вызовам секулярной эпохи. Почему секуляризация приводит к тому, что богословие должно работать в рациональном дискурсе? Через посредство отвлеченных культурологических понятий и категорий возводить к духовной Первоистине? Такой анализ осуществляется через обращение к языку, символу, искусству, к миру социального взаимодействия и др. Это связано с парадигмальной переориентацией в самой философии и культуре. Преодоление декартовского сознания вводит в обращение самостоятельную область символического, занимающую срединное положение между мышлением и миром. Так анализ субъект-объектных представлений заменяется, например, исследованием отношений между языком и миром (аналитическая философия), реконструкцией знака, письма, речи, текста, метафоры, бессознательного с целью постижения того, каким образом сконструирована определенная целостность (философия деконструктивизма) и др. Исток таких тенденций в философии безусловно связан с секуляризацией, отходом от исследования отношений между человеком и Абсолютом, от темы непосредственной душевной жизни (сознания - к проблемам языковой природы и механизмов действия бессознательного, его языковой структурированности (Лакан). Становление мира теперь приписывается не трансцендентальной субъективности (Богу), а грамматическим структурам. Безусловно, что философия все более запутывается. Однако, обратившись даже к этим предметам ее исследований, богословие может, осуществив свой анализ знака, символа, искусства, выявить в этом присутствие божественных энергий, действующих в культуре. Показать, что каким бы секулярным ни был человек - творец культуры, его культуротворчество возможно только при содействии божественных энергий. Пример такого воцерковления идей аналитической философии и деконструктивизма можно видеть у П. Флоренского и А. Лосева. Они исходят из христианского, святоотеческого учения о Логосе. Осуществляя анализ концептов языка, слова, имени или символа, они обращают внимание на то, что символ имеет внутреннюю связь с тем, что он символизирует (икона, богослужение, крестное знамение, а также символы культуры в ее посюстороннем измерении); он наделен, хотя бы частично, духовной силой обозначаемого. Тем самым анализ языка (символики) любого фрагмента реальности оборачивается анализом целого. Для П. Флоренского наибольшей волевой и энергийной концентрацией обладают имена, которые представляют собой метафизические сущности, образующие своих носителей. Поэтому он осуществляет анализ конкретных человеческих имен. Следует обратить внимание и на исследование природы искусства, также проблем, поднимаемых им. В контексте современной постмодернистской культуры искусство получает особый статус. Постмодернизм, проявившийся в философии как сознательный отказ от канонов философского академизма и обоснования права на свободное, нетрадиционное, на маргинальных гранях философствование, именно искусство находит возможность наиболее полноценного самовыражения. Массовый человек чаще в искусстве ищет смысл жизни, а не в Церкви, как это было в средние века и раньше. Необходимо развивать богословие искусства. Показать, что внутренняя диалектика искусства задана Богом, ибо дьявол творить не может. Искусство может быть демонически вдохновенным, но, если брать в целом, то сознательное служение злу самоубийственно для него. Поэтому даже секулярное искусство способно угадывать религиозную подоплеку (подоснову) всего существующего бытия. Для самого искусства достижение этой цели может происходить латентно (скрыто). Богословы должны провести герменевтический анализ искусства, выявить в нем тоску по Истине, которая есть Бог, показать, как оно истощается без религиозного водительства и вдохновения. Также и другие сферы нашей жизни должны обратить к себе внимание богословов. Например, сфера социального функционирования общества в связи с проблемой коммуникативного единства человечества. Философов заботят проблемы социального взаимодействия в обществе, которое становится мультикультуральным. Некоторые их решения в этой области очень близки христианству, по сути они и есть христианские, только это не выявляется самими философами - сознательно или бессознательно. Так, Юрген Хабермас предлагает следующее обоснование теории оптимального коммуникативного взаимодействия. В коммуникативном дискурсе корректируются личные интересы и влечения. Представителю определенного жизненного мира дозволяются отнюдь не все действия, рациональные с точки зрения успеха, но только те, которые считаются ценностно значимыми с точки зрения других участников дискурса. Важнейшим выводом концепции Хабермаса является то, что подлинная общественная интеграция обеспечивается на путях коммуникативного понимания, в основе которого должна быть положена терпимость, толерантность, взаимоуважение и проч. Однако, секуляризировавшееся человечество утратило понимание того, какая главная духовная ценность способна обеспечить построение подлинно добрососедских, справедливых, действительно функциональных взаимоотношений как в отдельно взятом обществе, так и между народами и культурами во всем мире. Задача богословия объяснить и, насколько это возможно, рационально выявить, что такие отношения могут быть построены только тогда, когда в основание коммуникативного дискурса будет положен дух христианского взаимодействия и любви. Любовь же стяжевается аскетическим усилием и церковной жизнью. Для специальной разработки данной проблематики можно было бы создать специальное направление в богословии - социальное. Нам действительно требуется социальное богословие. В основное поле его работы вошли бы вопросы интеграции и глобализации. Вывод Канта о том, что разум не может мыслить без противоречий мир как целое и что необходимо провести критическое исследование противоречий разума (чем и занимается его "трансцендентальная диалектика") с целью выработки определенной дисциплины мышления есть косвенное подтверждение христианского учения о греховной поврежденности разума, о необходимости его возрождения благодатью через молитвенное делание и аскезу. Русские философы критиковали западную субъект-объектную установку за то, что такой метод познания не дает проникнуть во внутреннюю реальность предмета. И предлагали "бытийственное", онтологическое, целостное вхождение познающего человека не только разумом, но всеми силами души в постигаемую сущность, чем достигается подлинное знание. Но даже той философии, которая примет за исходную такую позицию, не дано прописать способы и саму возможность такого целостного постижения. Это под силу только богословию - аскетическому, нравственному, мистическому, которое раскрывает духовный опыт Церкви и свидетельствует о том, что у христианина, совершающего умное делание или подвиг Иисусовой молитвы, ум вместе с благодатью сходит в сердце и познавательные способности у него расширяются. Становятся такими, какими были до грехопадения у Адама, так что он может зреть внутренние логосы вещей, понимать замысел Божий о каждой вещи. Поэтому и философ, который это осознает, разочаровывается в философии и либо переходит к богословию (напр. прот. С. Булгаков), либо в философской форме начинает обосновывать догматы христианства, как многие подлинно верующие русские философы. Есть такие моменты в духовной жизни, когда христианин изнемогает в борьбе с какой-либо страстью и, отчаявшись, сдается ей в плен мучить его и терзать. Господь снисходителен в таком случае к грешнику, ибо он предпринял достаточно многое для того, чтобы побороть страсть и потому может не допустить страсти полновластно овладеть душой. И бывает даже так, что через некоторое время после падения при духовном бездействии, когда христианин не имеет сил восстать и снова подвизаться, Господь по милосердию дарует некоторое ощущение ослабления действия страсти, в плен которой душа уже сдалась. И это тем более удивительно. Конечно, Господь так устрояет для нашего смирения. Чтобы человек познал, что не он своей волей и решимостью поборол страсть, но что сам Бог даровал ему избавление и именно в тот момент, когда мужество подвижника иссякло. Господь не даровал бы подвижнику избавление, если бы тот предварительно не подъял духовных трудов для искоренения страсти. Эти труды свидетельство того, что человек действительно хотел побороть страсть, что он ее возненавидел. Ибо дар Божий дается тому, чья душа подготовлена к такому принятию. Проявление милости Божьей всегда предполагает ответственность человека. Ведь если Господь посылает видимо для человека избавление от страсти, а тот, осознавая это, не делает ничего, чтобы вступить в духовное соработничество с божественной благодатью и таким образом укрепить в себе волю к благочестию, то подпадает под сугубое осуждение Божие. Осуждается не только за греховную страсть, но и за сознательное нежелание от нее избавиться. Кому много дано, с того много спросится и кто много знал, тот и бит будет много - таково свидетельство Св. Писания. Также и тот, кто подвизался в борьбе со страстью и пал, но все же получил от Бога ослабление ее действия, в этот момент должен превозмочь свое унылое состояние духа и поддержать стремление Господа ему помочь усилием своей воли. Но никак не продолжать услаждаться страстью и хвататься за последние убегающие минуты наслаждения. Тогда Господь может опять отдать человека во власть мучившей его доселе страсти, которая возгорится с еще большей силой. Употребление спиртного, табака, мяса способствует огрублению сердца, увеличивает чувственность и уменьшает восприимчивость к божественной благодати. Сердце постепенно утрачивает способность к длительным духовным переживаниям. Фрейд мог появиться только в контексте западной культуры, становившейся все более безнравственной и развращенной. Если культура русская, наша общественная жизнь и дальше будут скатываться в бездну секуляризации (а к этому идет), то и у нас скоро появится свой Фрейд. Многим творческим и гениальным людям не дается усидчивость и терпеливое постоянство в получении систематического образования. Но не потому, что они лентяи или не способны заниматься науками. Напротив, они очень усердны, фанатично трудолюбивы, когда дело касается их личного творчества. Объясняется все, во многом, тем, что их творческая, импульсивная, подвижная к восприятию новых идей натура резонирует с зачастую сухим, схоластическим, притупляющим своей схематичностью образовательным процессом. Это, во-первых. Во-вторых, действительно сложно заставить себя заниматься даже интересными вещами, когда можно заниматься творчеством. Так и призванные к святости люди, оставляя все мирские дела, ищут уединненых монастырей, чтобы там полностью посвятить себя делу творческого созидания в себе подобия Божия. Это религиозные гении. Сколь много монахов, священников, епископов, которые не прошли через усиленный аскетический подвиг и потому не вкусили утешительной благодати Божьей. За свою жизнь так и не познали, что есть настоящая жизнь духовная. Поэтому часто оказываются гонителями тех, кто такую жизнь проводит. Бывают мгновения в жизни христианина, когда он чувствует над собой угрозу наказания, как необходимое - в силу законов духовной жизни - возмездие за грех. А точнее за пассивное следование этому греху, за без-умную и одновременно сознательную вовлеченность, инертность, не владение собой. Поэтому, когда греховное поведение становится неуправляемым, то человек несет полную ответственность за то, что довел себя до такого состояния. Христианин же несет всегда двойную ответственность в таких случаях, ибо грешит сознательно. Когда с человеком случается дипрэссия и пропадает желание жить, то по большому счету, это от того, что он надеется и рассчитывает жить счастливо и благополучно здесь на земле. У него всегда есть самые дорогие сердцу привязанности - то ли семья, то ли карьера, то ли здоровье и проч. У него всегда есть надежды, которые он трепетно лелеет. Когда же самая главная из привязанностей, самая ценная из надежд рассеивается как туман лучиком из наших будней, то человек говорит себе: не бессмысленно ли устроена наша жизнь и почему одни, несмотря на это, счастливы, а другие страдают? Но стоит человеку обратиться к Богу - Творцу, Подателю жизни и Промыслителю, стать на путь очищения сердца от страстей, как вдруг на некоем глубинном уровне - духовном ему станут проясняться кажущиеся противоречия и несправедливости судьбы. Утешенное благодатью сердце примирится с обстоятельствами, будет видеть в них мудрое и заботливое Божье водительство. (Окончание следует) |
||
| СООБЩЕНИЯ |
| ЗВУКОЗАПИСИ |
|
"Последнее Воскресение" (MP3)
Святая Зарубежная Русь (МР3) "Духовные песни" (МР3)  |
| ПОСЕТИТЕ |
|
Официальный сайт Свято-Троицкого монастыря в Джорданвилле
Официальный сайт русского церковного зарубежья Сайт Свято-Троицкой Духовной семинарии в Джорданвилле Ссылки
Часть публикаций "Русского инока" сохраняет элементы дореволюционной орфографии. |
Русскiй Инокъ (На главную)
Все права защищены и охраняются законом
Copyright © The Russian Inok (USA). All rights reserved.