 |
||||
|
№21 (184) Май, 2004 МОНАСТЫРЬ НОВОМУЧЕНИКОВ РОССИЙСКИХ Игорь Максимов  Часовня в монастыре Новомучеников Российских Воспоминания прошлого лета остались в памяти как очень теплый, солнечный летний день, перемежающийся теплым легким дождиком. Именно такая погода все время стояла, когда я был в монастыре Новомучеников Российских. Расположен он неподалеку от деревни Синячиха, рядом с уездным городом Алапаевском, Екатеринбуржской губернии. Еще несколько лет назад здесь в небольшом леске была видна лишь неглубокая, метра четыре, яма - все что осталось от шахты, в которой мученической смертию погибли Великомученица Княгиня Елизавета (настоятельница Марфо-Мариинской обители и сестра Императрицы Святой Александры Феодоровны), ее келейница инокиня св. Варвара, члены Царского дома и их верные последователи, которые не отреклись от тех, кому присягали. Когда впервые я приехал на это место, то подумалось мне, что, несмотря на ухищрения большевиков, желавших замазать, скрыть свои преступления, место стало все же известным, знаменитым, к нему постоянно притекали люди со всей России. Несомненно, большой вклад в дело распространения правды о тех днях, внес отец Моисей - вдохновитель, строитель и ныне игумен монастыря Новомучеников Российских в Синячихе. Под именем "Строителя монастыря" его знала вся округа. И случалось много удивительных историй, вроде той, когда строящемуся монастырю позарез нужны были доски, но негде их было взять, и вдруг, неизвестно откуда, приезжал тяжелогруженый лесовоз, водитель которого, выбравшись из кабины, коротко сообщал: "Отец, тут тебе имярек передал доски для монастыря. Говори, куда свалить?" При этом никто из присутствующих не знал ни водителя, ни имярека, и никогда просил у него досок... Так получилось, что я смог побывать на том месте, когда строительство только начиналось, и был заложен фундамент. Потом три-четыре года связь с Алапаевском поддерживалась только в письменном виде, и о вехах строительства я узнавал лишь по скупым строчкам - "возвели стены", "подняли кровлю", "установили кресты", "идут отделочные работы"... Поэтому, когда в 2003 году ехал в маршрутном автобусе и издалека из-за леса увидел блеск монастырского креста, по душе моей словно ангел прошел. Хорошее место выбрал для монастыря отец-игумен! С двух сторон - луга и поля, с двух - лесок с корабельными соснами и кедрами. А над всем этим - небесная синь и сияние монастырского купола. Входим в церковь. Их вообще две в монастыре. Одна - та, о которой идет речь. Вторая - глубоко под землей, вход в нее разрешен немногим. Службы там, по рассказам послушников, идут в страстную седмицу. Не знаю, что скрывает подземная церковь, но и верхняя поразила меня немало! При входе первое, что видишь, - огромный бюст Святого Царя-мученика Николая в парадном мундире при всех регалиях и орденах. Скромно притулившись к Императорской груди, стоит портретик старца Николая (Гурьянова) в простой деревянной рамке. За Императором - на одном из аналоев лежит икона Блаженного Иоанна (Шанхайского) с частицей мощей. Эта встреча особенно трогает меня, поскольку наша семья давно молитвенно почитает владыку Иоанна и, часто обращаясь к нему за помощью, немедленно получает от святого поддержку. И тем более приятно было впоследствии узнать, что икону эту привез в дар монастырю известный многим о. Герман (Подмошенский). В монастыре еще не закончена отделка. Стены серые, оштукатуренные, но не беленные. На них висят иконы в серебряных окладах. Все очень просто и строго. Но мне это еще больше нравится. Поскольку эта строгость сразу же настраивает по особому душу и сердце. Очень много икон св. Елизаветы (в том числе - и привезенных из Иерусалима), Царственных Мучеников, преподобного Серафима Саровского. В монастыре я купил икону старца Николая (Гурьянова) и медовые свечи - продукт местного производства. Что выделяешь для себя первым делом, когда попадаешь в новую церковь, новое место? Как построена служба, каким молитвенным настроем она пронизана. Я не люблю ходить в огромные церкви в больших городах. Кажется, словно вся суета окружающего их мегаполиса дала свой отпечаток и на Богослужении. Служба не идет, а словно катится с горы. Хор поет лихорадочной скороговоркой. Нет молитвенной сосредоточенности... Не раз и не два случалось со мной, что, выходя из городского храма после литургии, я ловил себя на мысли, что времени-то прошло всего ничего... И как успели уложиться? В Алапаевском монастыре - время не считано, не меряно. Богослужения проходят полным чином, неспешно, распевно. Отец-игумен сам, за редким исключением, ведет все службы, поет (а не читает-проговаривает) все возгласы. Ощущение такое, что такой величины, как время здесь вообще нет. Оно исчезает, растворяется в клубах ладана, несуетном пламени тихо горящих свечей, в строгом молитвенном распеве монастырского хора иноков. И тут уж удивляться приходится иному: неужели 5-6 часов прошло? А я и не заметил... Жить меня определили в келию к иеродьякону о. Артемию. Отца дьякона я знавал еще семнадцатилетним пареньком, который по благословению о. Моисея руководил созданной им подростковой организацией "Гвардия Елизаветы Федоровны". В Гвардию набирали мальчишек из "проблемных семей", которые изучали историю Государства Российского, Закон Божий, трудились на церковном дворе, ходили в походы и крестные ходы, занимались рукопашным боем. С тех пор вырос Артемий, возмужал как сам, так и его воспитанники. Многие - тут же, при монастыре: служат иподьяконами, пономарями, чтецами... Вхожу, перекрестившись, в монашескую келию и вновь застываю, пораженный. В огромном иконостасе видное место (рядом с иконами Спасителя и Богородицы) занимает икона Благоверного Царя Иоанна Васильевича Грозного. Такой я еще не видел. - Что? Удивлен? - улыбается о. Артемий. - Отец благословил во всех келиях иконы Царя Иоанна поставить. И тебе подарит такую же, вот увидишь.  Отец игумен монастыря (на снимке справа) с паломником В монастыре Новомучеников Российских словно бы попадаешь в средние века. Насельники здесь немногословны, неспешны и основательны. Всего из постоянных здесь проживает чуть меньше 30 человек. Но за трапезными столами собирается порой гораздо больше. Тут и послушники, и работники со стороны, и паломники из других мест. Вот и для колымчан нашлось место... Сам игумен - большой постник. Он за столом почти и не ест ничего - салатик какой-нибудь, пару вареных картофелин, стакан чаю, если праздник - кусочек рыбки съест. И вся трапеза. Монастырское хозяйство удивительное. Здесь царит главный принцип, который сформулировал отец-игумен: "Монастырь должен быть полностью автономен". Когда живешь в монастыре, начинаешь понимать, что это единственно правильное решение для монаха. Монастырь становится похож на мощный бастион или корабль, о который тщетно разбиваются волны окружающего его мiра. Здесь нет ни телевизоров, ни радиоприемников, ни компьютеров, о существовании интернета насельники знают лишь понаслышке. Службы в монастырском храме идут при свечах. Перед службой послушник приносит стремянку, затепляет свечи в паникадиле, потом гасит их специальным колпачком на длинном шесте. В каждой келье стоят печи для отопления. В лесу - в одной из монастырских келий из рубленых бревен - своя скважина с насосом, работающим от небольшого дизеля. У монастыря свое подсобное хозяйство, в котором есть лошади, коровы, овцы, куры, обширный огород с теплицами и пасека. На праздничной трапезе паломникам всегда дают отведать и сыр своего производства, и монастырский мед, и омлет... Отец-игумен монастыря - отдельный рассказ. Моя первая встреча с ним случилась в середине 90-х. Он был тогда настоятелем Церкви священномученицы Екатерины. Это была единственная церковь в Алапаевске, которую не смогли закрыть большевики и пришедшая за ними советская власть. Именно в этой церкви я впервые исповедался и причастился. Я до сих пор храню в сердце то сокровенное чувство, которое обрел во время первой моей литургии. Помню, как был потрясен, когда на службе ВСЯ церковь запела Символ Веры. И я, даже не неофит, а праздный пришелец, пел вместе со всеми, и слова Символа Веры проговаривал мой язык, хотя я слышал его в первый раз в своей жизни. И до сих пор в памяти звенит не земной, мученический глас сухонького иеромонаха, возглашающего с амвона со странными интонациями древние и вечные слова. После службы я подошел к нему и спросил: - Батюшка, простите, вы не из Сербии часом? Священник заулыбался детской улыбкой и с непривычным акцентом ответил: - Я из Прибалтики. А почему вы спросили? А в то время я заслушивался сербскими монашескими песнопениями Хиландарского панагира и службами в честь сербских святых. И все интонации, вся манера службы иеромонаха Моисея так сильно походили на службы сербов... Позже понял, почему к отцу-игумену так тянутся души и сердца прихожан и паломников. Священник пламенной веры, он всего себя отдает своей пастве. Я был поражен, когда узнал, что настоятель почти не спит. В его келии даже нет кровати. Весь его сон - два часа на неудобном креслице. Все остальное время он проводит в молитве, службах, требах, трудах церковных (а теперь и монастырских), изучении китайского языка... "Батюшка! - спрашивают его прихожане. - Зачем вы учите китайский?" "А вот вдруг китайцы придут. Буду проповедовать среди них Слово Божие..." - Отвечает он и смеется. В 1997 году я привез к нему на крещение своего соратника Виктора. Парень (татарин по национальности) прошел через горнило чеченской войны в составе спецназа ВДВ. И в этот год в первый раз выехал в настоящий отпуск с твердым намерением покрестится. В тот же день к о. Моисею приехали два преподавателя Юридической Академии Екатеринбурга. Один из них - духовный сын батюшки Алексей, крепкий мужик, преподающий курсантам Академии рукопашный бой по системе Кадочникова и Русского стиля. Второй - тоже Алексей, его коллега, преподаватель права. Батюшка совершил Таинство Крещения так, словно от этих людей зависело будущее России. Виктор после крещения несколько дней ходил ошеломленный. "Запомните! Вы - воины Христовы! - напутствовал их отец после крещения. - С сего момента стойте крепко в Вере Православной. И несите с честью имя Христа!" Для моего друга это был ключевой момент. Думаю, что всю жизнь свою он пронесет в сердце и душе своей этот великий день и эти знаменательные слова. О Викторе позже рассказывал наш общий знакомый колымчанин, который попал в Чечню во время второй компании. - Привезли нас в Ханкалу, - рассказывал он. - И представь, попал я на "губу". А в тамошней комендатуре тюрьмы для штрафников практически не было. Посреди двора была вырыта большая яма. Вот в ней и сидели проштрафившиеся бойцы. Подвели меня туда. Сказали - прыгай. Смотрю - сидит там какой-то боец. Спрыгнул. Поднимаю глаза. Сидит... Витька!!! "Витек! - кричу ему. - А ты тут как?!!" "Да чиче одному морду набил..." Весь комизм ситуации может понять только колымчанин. Два магаданца встретились в комендантской яме-губе в Чечне... И вот этот самый Витек с тихим светом в глазах всегда вспоминал отца Моисея и то, как он его крестил... Недавно из Чечни вернулся еще один наш общий знакомый. С Виктором он там нигде не встретился, хотя и пытался его разыскать по моей просьбе. Дело в том, что летом мы с отцом Моисеем побывали у мощей св. Апостола Андрея Первозванного (об этом чуть позже) и отец-игумен передал для Виктора икону Апостола со своим благословением. Иконка эта до сих пор у меня, так как от Витьки пока нет никаких вестей. Но он вроде бы живой. Тот самый знакомый, вернувшийся из Чечни, как раз осматривал погибших бойцов из спецназа. Виктора среди них не было... Значит, жив еще, молитвами отца-игумена...  Крест около шахты, куда скидывали Алапаевских новомучеников Монастырь начинался с небольшой часовенки, выстроенной рядом со священной шахтой отцом Моисеем. Тогда все еще было в планах, когда уповать приходилось только на волю Господню. Батюшка несколько раз заново переделывал проект монастыря. В то время и произошло еще одно замечательное событие, которое, оставшись в памяти, соединило между собой воедино Урал и Колымский край. Мы тогда впервые приехали к шахте в Синячихе. Стояла вторая половина дня. Солнце таинственно просвечивало сквозь кроны сосен и кедров, стоящих на страже вокруг обычной ямы. Это и есть шахта? Позже мне рассказали, что после злодеяния того (когда тела мучеников были из шахты извлечены) шахту засыпали. Прикладываемся к деревянному кресту, возле которого лежат живые цветы. Служим молебен Святой великомученице княгине Елизавете и инокине Варваре. Впечатление такое, словно находимся в огромном пустынном соборе - песнопения эхом отдаются от стен лесного шатра. После молебна о. Моисей указывает рукой на яму и говорит: - Спуститесь, пока можно еще. Наберите землицы. Она - святая, кровью мучеников обагренная. А потом поставим тут оградку, и нельзя уже спускаться будет... Осторожно лезем вниз. Удивительное дело - земля почти везде чистая, ни сорной травы, ни каких-то растений. Словно вчера засыпали шахту. (Кстати, после того, как поставили вокруг шахты оградку, сама шахта очень быстро заросла мягкой и нежной невысокой травкой, похожей на Богородскую, ту, которую высевают на могилы). В небольшие полиэтиленовые пакеты сыпем горстями землю. Она слегка влажноватая, комочками. Кладем пакеты в дорожную сумку, туда, где уже лежат бутылки с водой от источника Праведного Симеона Верхотурского, который вот уже больше века бьет на месте, где была его могила. Спустя две недели мы уже спускались по трапу в аэропорту Магадана. Там, как водится, принялись доставать святыньки, показывать людям, и вдруг земля с шахты заблагоухала очень тонким и нежным ароматом. Трудно описать его словами - запахи цветения, и мирра, и еще чего-то тонкого и необычного были в нем. Позже, когда я рассказал об этом отцу Моисею, он даже не удивился. Сказал, что это явление вполне объяснимо: земля из освященной мученической кончиной святых шахты попала в край, обильно политый кровью других мучеников. Вот и явил Господь знак... Землю эту я передал священнику Храма Святого Духа о. Анатолию. Она (вот уже без малого десять лет) находится у него. И по сей день благоухает. Бывает, что аромат пропадает, но в дни великих праздников появляется вновь. А упомянутая мною вода из источника праведного Симеона Верхотурского поставила на ноги не одного человека. Когда в очередной раз я собрался ехать в Алапаевск, то на мой вопрос "Что привезти?" все знакомые отвечали: "Вези водичку от батюшки Симеона!" Кстати, в житии святого и описано, что первое исцеление, после которого стали служить молебны св. Симеону, было старого солдата, который не мог ходить... И ныне сила молитв святого подтверждает это на многочисленных примерах. Дни, проведенные в монастыре, летят незаметно. Пора уезжать, но делать это совершенно не хочется. Отец Артемий ведет к себе на пасеку. Он между службами как раз и занимается пчелами вместе с мужичком "в возрасте", который на пасеке живет, исполняя там обязанности рабочего, сторожа, истопника и т.д. - Угощу тебя напоследок нашим медком монастырским, - улыбается иеродьякон. - Наш монастырский-то медок - духовит! В магазинах такого не сыщешь... Монах облачается в белый костюм с маской, берет эмалированную посудину и идет к пчелам. Они его знают. Вежливо облетают кругом, "здороваются". Впрочем, от одежды дьякона идет такой сильный запах ладана, что спутать его с кем бы то ни было просто невозможно... Спустя некоторое время он приходит с вынутыми рамками, в которых матово поблескивают соты. Рабочий Виктор (тоже Виктор!) между тем успел заварить чай - особый, травяной. Сидим возле костра, пьем душистый чаек и заедаем его сотовым медом. Давненько я вот так мед не едал, пожалуй, с самого детства. Иеродьякон дает попробовать пергу. Перга (ударение на последней букве) - это густая масса желто-оранжевого цвета, слепленная пчелами из пыльцы растений с добавлением малого количества меда и воска. Пасечники говорят, что достаточно небольшого употребления перги для того, чтобы к вам никакие болячки не цеплялись. Перги за этот вечерок мы употребляем под чай немало. Кстати, вот уже без малого год прошел, а я в течение этого времени так ничем ни разу и не болел... За чаем говорим о многом. Виктор вспоминает свою бродяжью жизнь до монастыря. Он из тех людей, которые не любят регламентированный труд. Их очень точно описал в своих произведениях знаменитый русский северянин - писатель и геолог Олег Куваев. Виктор был на Севере практически везде - от Сибири до Камчатки, от Магадана до Чукотки. В беседе нашей то и дело мелькают Сахалин, Мурманск, Приморье, Якутия, северный Урал... На пасеке он живет в зимнем помещении для пчел: там у него стоит топчан, над которым висят иконы и маленькая лампадка. - Приехал я в первый раз в монастырь через некоторое время после отсидки, - неторопливо рассказывает он свою историю. - За что сидел? А за убийство. Двух бандитов я убил. Настоящих, матерых бандитов. Они людей убивали и грабили. А тут я... Как говорится, не на того напали. Ну а наша милиция и суд, знаешь ведь, не шибко разбираются - бандиты ведь тоже люди... Значит - виновен. Отсидел свое. Вот, приехал на Урал. Думаю, пора остепеняться. Сколько можно по белу свету мотаться? Осел в деревушке одной - отсюда далековато. Жил сам по себе, огород завел, рыбалкой и охотой промышлял. Ты же - сам колымчанин, понимать должен, что и как. Тут отец-игумен к нам в деревню приезжает. Бабушек исповедать-причастить. Рассказал я ему свою историю. Исповедался первый раз в жизни. Попросился в монастырь - хоть кем, хоть дрова рубить, да двор мести. Отец сказал - подожди. Ждал я полтора года. И вот дождался. Живу тут на пасеке уже полгода. Никуда не тянет. Хорошо тут, душевно. С пчелками вместе зимую: они спят, а я их сон караулю. Работа - как раз по мне. Неспешно все идет. Вот скоро дом на пасеке достроим, будет где и чайку попить, и на ночлег остановиться...  Кельи братии монастыря Дьякон укладывает в трехлитровую банку сотовый мед "для деток", закупоривает его сверху пергой. Ну что? Прощаться надо? А так не хочется... От монастыря едет игуменская "Нива". Водитель - белоголовый парень - машет рукой: "Садитесь быстрее, вас отец зовет к себе!" Наверное, благословить хочет на дорожку отец-игумен. Надо ехать. Отец Артемий спускается в келью игумена, которая находится рядом с подземной церковью. Вход туда разрешен немногим. Я остаюсь ждать наверху. Наконец, о. Артемий выходит на свет Божий. Глаза его сияют, он улыбается: - Ну что? Не хотел уезжать? Отец благословил всех нас ехать вместе с ним к мощам апостола Андрея Первозванного - их всего на три дня привезли с Афона в Екатеринбург! Вот это да! Такого я даже и представить себе не мог! Мощи этого великого святого вывозили с Афона всего трижды. Неужели Господь сподобит приложиться? Из Алапаевска выезжаем поздно вечером на четырех машинах. Мы едем в игуменской "Ниве", нас послали авангардом. Сам отец поехал на "Газели" с сестрами из женской обители, которую он создал и окормляет в бывшей Алапаевской Напольной школе, в той самой, где провела последнюю ночь перед мученической кончиной св. Елизавета Федоровна. Остальные паломники - монахи, получившие благословение от о. Моисея, - разместились в двух машинах местных прихожан. Мы несемся в ночь и по дороге поем псалмы и Пасхальные песнопения. Я вспоминаю, как вот так же ездили мы однажды с батюшкой в Меркушино, к святому источнику праведного Симеона Верхотурского. Ехали всю ночь и пели разными распевами, которых о. Моисей знает великое множество, и Пасхальный канон, и Рождественскую службу, и еще много всего... Монахи смотрят на меня с легкой завистью в глазах - несмотря на то, что с игуменом они живут в одной обители, редко когда можно с ним вот так посидеть-поговорить, попеть. Он все больше в трудах, народу к нему приезжает со всей России много, да и сам он в последнее время часто в разъездах по делам монастыря бывает. В столицу Урала прибыли глубокой ночью. Но, тем не менее, возле кафедрального собора - длинная вереница очереди. Люди, приехавшие отовсюду и желающие помолиться Апостолу и приложиться к его святым мощам. Кого только не встретишь тут! И болящие, и миряне, и монахи, и радостные детишки, и страждущие от душевных недугов… Тихо-тихо несметная вервь паломников втягивается в собор. Там непрерывно служатся молебны, поются акафисты и каноны св. Андрею Первозванному. Хор мужского свято-Николаевского монастыря сменяется хором женским… Знаменный распев, греческий распев… Знакомые слова на церковно-славянском языке сменяются незнакомыми, но все равно понятными греческими славословиями… Приложившиеся к мощам апостола люди никуда не уходят, они тут же - молятся, поют, не желая покидать это самое светлое и самое благодатное место в городе. Вот и наш черед приступить к святыне. Сподобил Господь. Небольшой серебряный ковчежец в виде человеческой стопы на массивном постаменте с ручками по бокам. Темное окошечко. За ним - святые мощи апостола. "Святый апостоле Андрее моли Бога о на-ас!" Описывать чувства и эмоции - бесполезно. Это и очень субъективное, и весьма личное ощущение. Надо просто там быть. Надо видеть сияющие внутренним светом лица людей. Надо слышать ликующие песнопения и славословия. Надо вздохнуть свежий после ночи воздух и увидеть, как над темным, мокрым, помятым после сна городом золотится свет утренней зари. Так же, как, надеюсь, засияет свет Христовой Истины над измученной болезнями и язвами Россией, которую Господь окончательно простит, даруя ей Последнего Русского Царя. 2004 |
||||
| СООБЩЕНИЯ |
| ЗВУКОЗАПИСИ |
|
"Последнее Воскресение" (MP3)
Святая Зарубежная Русь (МР3) "Духовные песни" (МР3)  |
| ПОСЕТИТЕ |
|
Официальный сайт Свято-Троицкого монастыря в Джорданвилле
Официальный сайт русского церковного зарубежья Сайт Свято-Троицкой Духовной семинарии в Джорданвилле Ссылки
Часть публикаций "Русского инока" сохраняет элементы дореволюционной орфографии. |
Русскiй Инокъ (На главную)
Все права защищены и охраняются законом
Copyright © The Russian Inok (USA). All rights reserved.